Джеймс Кори - Пожар Сиболы

Он споткнулся о камень, до крови рассадил колено. Прочего не исправишь, но фонарь-то можно было взять.

Люсия оставила включенной лампу над крыльцом. Без нее Бася, пожалуй, прошел бы мимо дома, не заметив. Значит, она хотя бы хочет, чтобы он возвратился. Включила свет, чтобы он вернулся. Впервые за долгий срок Бася заметил, что улыбается.

Темная фигура метнулась в полумраке к задней двери. Не успев задуматься, Бася рванулся за ней. Фигурка у двери в ужасе съежилась.

— Фелисия!

— Папа, ты меня напугал!

— Ох, малышка, извини, я не понял, что это ты. Увидел, как кто-то крадется к дому, и кинулся.

Фелисия улыбнулась ему: на глазах слезы, губы дрожат, но держится храбро.

— Ладно, давай зайдем.

— Фелисия, — спросил Бася, придержав рукой дверь, — почему ты крадешься домой среди ночи?

— Я ходила погулять. — Она отвела глаза, не желая встречаться с ним взглядом.

— Пожалуйста, детка, скажи, что гуляла с мальчиком.

— С мальчиком.

Она так и не взглянула на него.

— Фелисия!

— Я улетаю с ближайшим челноком, папа, — сказала она, наконец встретив его взгляд. — Улетаю. Как только Джеймс Холден заставит их выпустить «Барбапикколу», я улечу с ней. С Паллады найду транспорт до Цереры. Мама попросила своего давнего куратора проэкзаменовать меня для подгото вительного курса медицины в Лунном Адриановском.

Басю как будто ударили под дых. Боль в животе не давала вздохнуть.

— Я лечу, папа.

— Нет, — сказал он, — не летишь.

ГЛАВА 13

ЭЛВИ

Дед Элви был уже в возрасте, когда вступил во второй брак.

Его новый муж, немец, оказался смешливым, белобородым, ироничным циником. Лучше всего она помнила присловья, которые у дедушки Рейнарда были наготове на все случаи жизни. От этого он казался ей знающим жизнь мудрецом, хотя Элви далеко не всегда понимала соль его шуток.

Среди прочего он говаривал: «Один раз — никогда, второй раз — как всегда».

Когда погиб челнок, она догадалась — как догадались все, — что кто-то подложил взрывчатку, но отношение астеров с той ночи настолько противоречило этому пониманию, что эмоциональный отклик стерся. Кто-то из астеров совершил страшное зло — но он был безликим, анонимным, точно и не настоящим. А доктор Мертон, которая делала все, что могла, помогая раненым, была настоящая. Ее дочь Фелисия, занесенная на самый дальний форпост человечества и рвавшаяся учиться на Луну, была настоящая. И Энсон Коттлер с сестрой Кани, помогавшие Элви обставить домик. И Самиш Оэ с его застенчивой полуулыбкой. И Кэрол Чивеве. И Эйринн Санчес. Все они были так добры, что Элви отложила смерть губернатора на дальнюю полку памяти как исключительное происшествие, которое больше не повторится.

Но исчезновение команды Рива оказалось вторым таким случаем, и взгляд Элви на колонию, и на ученых РЧЭ, и на собственный домик на краю плато резко переменился. Потому что угроза насилия из «никогда» превратилась во «всегда».

— Что-нибудь еще вы заметили? — спросил Мартри.

— Нет, — ответила Элви, — не помню.

— Доктор Окойе, я понимаю, как вам это неприятно, — сказал шеф безопасников, — но вы должны припомнить все, что видели, когда находились там. Кого вы заметили возвращающимся в поселок? Как вам кажется: это был мужчина? Или женщина?

Конечно, память так не работает. Заставляя себя вспомнить, подталкивая, скорее рискуешь зародить ложные воспоминания, чем вытащить на поверхность забытые подробности. Объяснять это Мартри представлялось невежливым, так что Элви просто покачала головой.

— Извините.

— Все в порядке, — с нескрываемым разочарованием ответил он. — Если что-то еще вспомнится, пожалуйста, сообщите мне.

— Сообщу.

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Думаю, да. А что?

— Посредник ООН желает с вами побеседовать, — объяснил Мартри. — Но вы не обязаны с ним встречаться, если не хотите. Скажите только слово, и я пошлю его к черту.

— Нет. Я не против, — ответила она, думая: «Джеймс Холден хочет поговорить со мной?» — А я должна… что именно я должна ему рассказать? То есть о работе?

Больше всего ей хотелось выбраться из офиса безопасности. Долгий тридцатичасовой день Новой Терры мешал точно оценить время, но пришла она к Риву в темноте и эту ночь проспала в одной из камер. Потом сидела здесь, пока Мартри со своей группой спускались на планету и устанавливали порядок, и уже снова настало утро. Значит, двое суток Новой Терры. Почти трое земных. Ощущение времени здесь стиралось.

— Капитан Холден хочет точно оценить тяжесть ситуации, — объяснил Мартри. — Он прилетел с готовностью учитывать две стороны проблемы и хочет сгладить противоречия. Если вы сумеете внушить ему, что здесь это не сработает, я буду весьма благодарен.

— О… — сказала она. — Да, конечно.

— Спасибо, — кивнул Мартри.

— И еще кое-что…

Мартри склонил голову к плечу и подался к ней. «Слушаю вас, мадам» он не произнес, но выразил всем телом.

— Мои рабочие материалы остались в домике, — сказала Элви. — У меня, когда я сюда пошла, были запущены несколько опытов. Я могу вернуться, или к моему домику допуск закрыт?

— Возвращайтесь, — разрешил Мартри. — Мы не уступим ни сантиметра нашей территории. Кто уступит, тот проиграет.

— Спасибо, — сказала Элви.

Лицо Мартри на миг застыло, глаза стали пустыми: такой взгляд Элви видела у лабораторных животных перед принесением их в жертву. Он выглядел уже мертвым.

— На здоровье, — сказал он.

На улице Элви стало не по себе, но меньше, чем она боялась. Она тосковала и боялась, пока длилось осадное положение в офисе службы безопасности — пока ждала спасителей. А теперь среди жителей поселка появились знакомые лица. По поперечной улице прошли две женщины в полицейском снаряжении — пехотные винтовки уютно устроились у них на руках. От одного их вида Элви полегчало. А потом прибыл еще и Холден.

Конечно, положение не успокоилось, но шло на лад. Изменялось к лучшему — а пока и этого было довольно.

Еще один охранник стоял у входа в общий склад с винтовкой в руках.

— Доктор Окойе, — кивнул он, пропуская ее внутрь.

— Мистер Смит, — отозвалась она.

За несколько недель после высадки она не раз побывала в общей столовой. Не считая редких дружеских посиделок в лабораториях и официальных совещаний в ратуше, здесь некуда было пойти — разве что удариться в религию. Элви видела — чувствовала, — как изменился характер места с присутствием Джеймса Холдена. Прежде зал столовой принадлежал всем наравне, был чем-то вроде муниципального парка. А теперь за дальним столиком сидел человек — сидел как обычный житель, заглянувший съесть миску риса и выпить пива. Сидел, опершись на локти, беседуя с Фаизом, — и был здесь главным. Зал принадлежал ему. То, что прежде воспринималось как общее, стало бесспорным владением Джеймса Холдена. У Элви поджались мышцы живота, дыхание зачастило.