Александр Бушков - Нелетная погода (сборник)

– Ради бога, сколько угодно, – сказал Снерг.

– Вот именно – ради бога…

– Это даже интересно, – сказал Снерг.

– Нам тоже весьма интересно наблюдать за астроархеологами, – заверил отец Дмитрий. – Но ваш интерес к нашей работе, спорадический интерес, согласитесь, выхода на массовую аудиторию не получает. Меж тем мы именно хотели познакомить с нашей работой возможно большее количество людей. Им, несомненно, будет интересно.

– Вполне вероятно, – сказал Снерг.

– Потому мы и решили обратиться к вам – вы не только известный журналист, но, что гораздо важнее, редактор программы – «Т – значит тайна». Весьма популярной среди зрителей Глобовидения программы.

– Вы абсолютно правы, – сказал Снерг. – Вы хотите, чтобы я посетил ваш центр?

– Мы весьма желали бы этого, дальнейшее зависит от того, какое впечатление на вас произведет то, что вы у нас узнаете – либо займетесь этим сами, либо поручите кому-то другому.

– Простите, но может оказаться так, что…

– Я надеюсь, мы вас заинтересуем, – сказал Драгомиров. – Право, у нас есть чем заинтересовать даже такого искушенного человека, как вы. И не в последнюю очередь потому, что это – необычно…

Снерг никогда не возводил чопорность в идеал.

– Вот именно – необычно, – сказал он. – Оттого до сих пор находятся люди, которые идут к вам венчаться. Это так необычно…

– Не буду с вами спорить. И все же стоит избегать однозначных толкований. Мы с моей невестой шли к венцу отнюдь не из любви к экзотике.

– Да, конечно, – сказал Снерг. – Я понимаю.

– Временами меня удручает позиция иных деятелей искусства. Взять хотя бы… помните эту кинокомедию? Ту, где современный священник шарахался на пляже от девушек в купальниках, крестился на видеофон и считал гиперпространство преддверием ада. Это несерьезно, глупо и убого и в конечном счете компрометирует вас самих.

– Не спорю, – сказал Снерг. – Однако вам не кажется, что многое и многое из вашей истории дает все же повод? Или может создать определенное устойчивое впечатление.

– Но разве у науки не было флогистона, плоской Земли, самозарождения мух из грязи – своего «многого и многого»? Позвольте уж и мне быть откровенным. Мне кажется, что в основе вашего добродушия лежит благодушное сознание того, что мы перестали быть для вас серьезным противником. Так, чудаки…

– Вас это обижает? – спросил Снерг.

– Скорее, огорчает. Мы не капитулировали, Станислав Сергеевич. Мы далеко ушли от времен «испанского сапога» и костров и не жалеем об этом, инквизиция забыла наш главный постулат – убеждение – и принесла нам самим немало вреда. Мы хотим убедить. Для этого нам приходится быть учеными, экспериментаторами. Верить не потому, что это нелепо, а потому, что это логично и подтверждено фактами. Таким девизом мы давно уже руководствуемся. И я хочу верить, что к нашей работе вы подойдете без предубеждения.

– Я постараюсь, – пообещал Снерг.

– Какие сроки были бы для вас наиболее приемлемыми?

– Да хотя бы завтра, – сказал Снерг. – Я отдыхаю.

– Значит, можно ожидать вас завтра?

– Да.

– Благодарю вас. До встречи.

«Гора вприпрыжку рысит к Магомету, – подумал Снерг, оставшись в одиночестве. – Зашевелились. Оживились. С чего бы вдруг? Сей отец Дмитрий нанес визит и сделал приглашение с санкции вышестоящего руководства, или нет? Плохо мы их знаем все же… Ну и бог с ними, – завершил свои размышления Снерг, поднимаясь, – а я пойду посмотрю картины с Эльдорадо, и не верую я, Васенька, ни в сон, ни в чох… Правда, в сны-то как раз и приходится верить после всего случившегося… Стоп!»

Снерг даже остановился. С одной стороны, случай с пассажирами «Картахены» как раз и мог стать отправной точкой будущего фильма в противовес тому, что готовит сейчас на Эвридике кошка, которая гуляет сама по себе – Марина Банишевская. С другой стороны, для Каратыгина и компании «картахенский инцидент» мог послужить козырем в их игре, поводом поднять шум вокруг новых, неизвестных доселе опасностях, козырь, служивший бы прежней цели – посадить на голодный паек Проект «Икар». Цель у них остается прежней, а аргументов, которые неминуемо произведут впечатление, прибавится. Это уже не отвлеченные разговоры о том, пора или нет человечеству превращаться в галактическую расу, – это конкретная опасность, подстерегающая пассажиров межпланетных рейсов, и то, что историки окажутся на нашей стороне (не все, ох, не все…), ничего не изменит. «Сегодня преодолевающие гиперпространство люди видят во сне прошлое, а завтра, глядишь, они и вовсе начнут проваливаться в прошлое», – так может сказать любой наш противник, и возразить ему нечего. Так что о случае с «Картахеной» следует пока помалкивать…

Снерг вошел в дом, тактично проигнорировав целовавшуюся в нише парочку, пересек комнату, в которой спорили о чем-то, имеющем отношение к визуалистической музыке, и страсти накалились так, что незамеченными остались бы и десять андромедян с плакатом «Привет Земле!» Миновал, лавируя среди танцующих, бальный зал, обошел еще несколько комнат – везде веселились, спорили до беспорядочного галдежа, танцевали, демонстрировали какого-то инопланетного зверя, похожего на коалу с радужным петушиным хвостом, – зверь смирно стоял на диване и с вежливой опаской косился на повизгивающих девушек, пытавшихся его потрогать. Варили глинтвейн, играли в настольные игры, и нигде не было никаких картин. Подумав, Снерг решил подняться в мансарду.

У лестницы, прямо на дороге, лежал белый человеческий череп – что-то новенькое. Снерг осторожно тронул его носком ботинка. Глазницы озарились зловеще-красным, череп лязгнул челюстью, легонько от этого подпрыгнув, и замогильным голосом изрек:

– Гой еси ты, Василий Буслаевич! Где лежит пуста голова, лежать будет и Васильевой голове!

Голос, хотя и искаженный, был явно шеронинским.

– А не верую я, Васенька, ни в сон, ни в чох… – пробормотал Снерг, поднял череп и пошел вверх по витой лестнице. Череп под мышкой посверкивал глазами и беспрестанно сыпал черными пророчествами.

С порога Снерг увидел картины – три распахнутых в солнечный день окна посреди погруженной в размытый чернильный полумрак комнаты. Сиреневый ночничок, поставленный на пол, едва освещал свой угол. Шеронин и Пчелкин возились с маленьким слайд-проектором, а в дальнем углу сидел в глубоком кресле кто-то третий, превращенный темнотой в черный неузнаваемый силуэт.

Череп снова забубнил что-то насчет того, что все, дескать, там будем, и никому этого не миновать. Шеронин с Пчелкиным вскинули головы. Третий тоже вгляделся в Снерга из темноты.