Андрей Жвалевский - Мастер сглаза

Ещё чего! Один опыт ещё ничего не доказывает! Необходима серия. Хотя бы повторный эксперимент.

Загадал так: четыре гудка. Четыре гудка я буду хотеть (очень хотеть), чтобы Маша подняла трубку. Если нет… Ничего сложного, шестой этаж — это практически гарантия. Только выпью водки и дождусь, когда она начнёт действовать.

Маша ответила почти сразу. Она сказала «Алло» так быстро, что я вдруг растерялся. Ей пришлось повторить его ещё дважды, прежде чем я смог произнести:

— Машка, приезжай, пожалуйста. У меня, кажется… кончилось. Я теперь… как все.

Теперь молчала она. Молчание становилось невыносимым, и я неловко пошутил:

— Или ты общаешься исключительно с паранормальными мужчинами?

Маша ещё мгновение молчала.

— Хорошо, говори адрес

— Адрес? Ах да, ты же у меня на новом месте ни разу не была.

— Я боялась, — тихо ответила трубка.

3

Маша боялась и сейчас.

Это было заметно по насторожённому взгляду, по позе — казалось, что при малейшем моем резком движении она вскочит и убежит.

А ещё она притащила с собой Гарика.

Мудро. Немного обидно, но, безусловно, мудро. Маша вообще умна и рассудительна, несмотря на все свои страхи. Она не стала ничего выспрашивать и требовать объяснений. Просто протянула кубик и попросила:

— Выкинь «шестёрку».

Это оказался тот самый кубик, с помощью которого меня дрессировали… матерь божья! Всего год назад!

Я сосредоточился, зажмурился, отчётливо представил себе шесть полукруглых лунок на шершавой эбонитовой поверхности. И выкинул «шестёрку» со второй попытки.

Маша тут же метнулась взглядом к Гарику. Тот несколько удивлённо покачал головой и для снятия всех вопросов тут же озвучил жест:

— Без балды Чего хотел, то и получил.

И тут Маша повела себя, как обычно, неожиданно и, как обычно, мудро. Она требовательно глянула на Гарика и сжала ему кисть руки. Тот послушно заграбастал мою. Маша внимательно посмотрела мне в глаза и произнесла равнодушным тоном:

— А ты похудел.

— Да при чём тут… — я не успел даже толком возмутиться, как в меня хлынули Машкины мысли, старательно транслируемые Гариком.

Пересказать буквально наш диалог, понятное дело, затруднительно, но озвучить его можно было бы примерно так.

М_а_ш_а. Продолжай нести чепуху. Здесь наверняка полно микрофонов и камер. Говори что-нибудь, а сам слушай меня.

Я. Так это же невозможно! Я же запутаюсь!

М_а_ш_а.(снисходительно). Мужчины! Самых простых вещей делать не умеете! Ладно, спроси у меня «А ты-то как?» Молодец. Пока я говорю, попробуй подробно вспомнить, как ты обнаружил своё… изменение?

Я.(подробный отчёт об экспериментах с листиками, голубями и посетителями моей юдоли).

М_а_ш_а. Убедительно. Слава богу (чувствуется, что она волнуется), а то я боялась, что ты нас всех поубиваешь! Как тех людей в бункере.

Я. Я не хотел! Наоборот, я всячески желал им (обрываю оправдания на полумысли)

М_а_ш_а. Вот именно. И нам ты тоже пожелал бы. Всячески. Мы бы через порог переступить не успели бы. (Виновато.) Если бы не это, я бы обязательно пришла. Я очень…

В этот момент Гарик отнимает от меня свою лапищу, и я не успеваю дослушать мысль. «Нос зачесался» — невинно замечает Гарик в ответ на мою свирепую гримасу, демонстративно мнёт горбатую шнобелину и снова берёт меня за руку. Связь возобновляется.

М_а_ш_а. Короче, ты нас всех здорово перепугал!

Я. А те, в бункере, они от чего умерли?

М_а_ш_а. По-разному. В основном инсульты и инфаркты. Некоторые — от асфиксии, пищевого отравления, внезапной остановки сердца. Кто-то поперхнулся, кто-то споткнулся и неудачно упал. А Ивановский — от старости.

Я. Ивановский?

М_а_ш_а. Да. Это был руководитель группы. У него обнаружилась редкая и неизлечимая болезнь — не помню как она называется — когда человек начинает стремительно стареть. Парадокс в том, что она поражает только молодых мужчин и мальчиков, а Ивановский, слава богу, был уже полковником. У него трое внуков осталось.

Г_а_р_и_к(неожиданно встревает). Сам виноват! Нечего было с огнём играться! Выковал, понимаешь, сверхоружие. Сам помер и народу положил…

М_а_ш_а. Гарик, прекрати!

Я. Я не хотел. Я… Я не контролировал себя. И вообще, если вы явились нотации читать, спасибо вам, дорогие друзья, и валите, откуда пришли.

М_а_ш_а. Не обижайся. Просто… Нам тоже тяжело. Не так, конечно, как тебе, но всё-таки. Всего десяток человек в мире знают, что на самом деле произошло. И мы в том числе. Не очень приятная ноша. Хорошо, что весь этот ужас уже позади. Эти руины, тела…

Г_а_р_и_к. Насдак рухнул. На рынке полупроводников — беспредел.

Я. А что это такое — Насдак?

Г_а_р_и_к. Это такой индекс активности всяких высокотехнологичных отраслей. Чем он ниже, тем хуже. Я сам точно не в курсе, но у меня теперь есть специальный аналитик.

Я. В казино?!

Г_а_р_и_к(мрачно). Ага. Надо мной уже пит-менеджеры по углам смеются. Но должен же я был хоть как-то разобраться в ситуации.

М_а_ш_а. Ладно, хватит. Хорошо, что все так обернулось. Но мы уже, наверное, пойдём. А то я как-то…

Если нас на самом деле прослушивали и просматривали, то этот момент наверняка стал предметом тщательного и безуспешного анализа. Представьте себе: сидит себе тётка, вяло рассказывает про какие-то проблемы с ремонтом ванной и вдруг, сразу после слов «А плитку я решила всё-таки польскую брать» — бух на шею этому поднадзорному и давай реветь.

Женщины — это загадки.

4

Теперь Гарик с Машкой стали приходить ко мне чаще. Мы с удовольствием болтали и вслух, и пользуясь Гариком в качестве передатчика.

Выяснилось, что произошло много чего интересного и в мире, и в городе, и со мной лично. Последнее меня интересовало, каюсь, больше всего, поэтому я надоедал собеседникам до тех пор, пока не выяснил все.

Оказалось, что меня через голову подполковника Минича Сергея Сергеича вытребовал уже упомянутый полковник Ивановский, человек безумного усердия и самоотверженности. А ещё был он патриотом советской закалки, из породы «ястребов» времён «холодной войны». С эффектом «мастера сглаза» он был знаком не так глубоко, как Сергей Сергеевич, но суть уловил верно: если меня заставить полюбить Америку, то будет этой самой Америке полный кирдык, джихад и вообще беда. Двенадцать недель он накачивал меня любовью к Соединённым Штатам вперемешку с транквилизаторами и психотропными технологиями. Он прививал мне мечты об Америке, пока не высчитал, что пришло время пустить «супероружие» в моём лице в ход.