Майк Резник - Сантьяго

Раз физической силой взять он не мог, получалось, что ему не должно быть равных в умении стрелять, уничтожать преграды, изменять внешность. Но и этими достоинствами похвастаться он не мог. Зато его отличали острый ум, абсолютное отсутствие совести и непомерная тяга к чужому.

Разумеется, вышесказанного хватало с лихвой, чтобы Черный Орфей им заинтересовался. Однако более всего поразил Барда Пограничья акцент Бродяги.

Впервые он столкнулся с человеком, говорящим с акцентом.

В те далекие времена, когда человечество еще не покинуло Землю, акцент среди людей, говорящих на одном языке, не считался чем-то удивительным. То же самое ждало человечество и в будущем, после полного освоения Внутреннего и Внешнего Пограничья. Но в эпохи Республики, Демократии и даже ранней Олигархии, охватывающие почти шесть тысячелетий, каждый человек вырастал со знанием двух языков: родной планеты и терранского [7] (причем для большинства планет терранский был и родным). В Пограничье, где человек менял планеты столь же часто, как его собратья на Земле или Делуросе VIII — рубашки, все говорили только на терранском. Этот искусственный язык разрабатывался учеными не одно десятилетие с тем, чтобы его легко выучивал любой человек. И создатели никоим образом не предполагали, что на нем можно говорить с акцентом.

И когда Черный Орфей таки встретился с Бродягой, ему потребовалось не больше полминуты, чтобы понять, в чем тут дело: Бродягу воспитали инопланетяне.

Собственно, Бродяга этого и не отрицал, однако избегал вдаваться в подробности. К существам, среди которых он вырос, Бродяга относился с нежной любовью и не хотел, чтобы их начали изучать люди. А такое случилось бы, упомяни их Черный Орфей в своих четверостишьях.

В любом случае барда заворожили взрывные «г» и свистящие «ш» Бродяги. Он провел на Золотом початке неделю или две, поговаривали, что Бродяга взял Черного Орфея на одно из ограблений, чтобы показать, как это делается. Они подружились, ибо, несмотря на пренебрежительное отношение к закону, Бродяга по натуре был очень общительным. Несколько лет спустя он вновь свиделся с Черным Орфеем и даже не упомянул, что Орфей обидел его, посвятив ему лишь одно четверостишье. Черный же Орфей в немалой степени изумился этой встрече, поскольку полагал, что Бродягу давно уже упекли за решетку. Умение Бродяги ценить превыше всего собственную свободу подвигло барда на написание еще двух четверостиший, хотя Бродяга его об этом и не просил. В одном он написал о крепости Бродяги (для рифмы назвав ее shloss [8]).

Как ни называй — шлосс или крепость, думала Вера, стоя рядом с отцом Уильямом у массивных ворот, а сооружение внушительное. В менее прогрессивные времена потребовалась бы целая армия, чтобы взять штурмом эти могучие стены. Нынче же хитроумные системы защиты позволяли отразить атаку с земли, с неба и из преисподней.

Наконец что-то зажужжало, ворота распахнулись, открыв стоящего в громадном холле Бродягу, который с любопытством смотрел на Веру.

На бандита он ну никак не тянул. Ухоженные, белокожие руки без единого мозоля, светлые волосы, уложенные по последней делуросской моде, элегантная бархатная туника, полусапожки из кожи ящерицы.

— Ага! — Он дружелюбно улыбнулся. — Как я понимаю, загадочная Вера Маккензи?

— А вы — Бродяга? — ответила вопросом Вера.

— Единственный и неповторимый, — кивнул тот. — Добрый вечер, отец Уильям. Как идет борьба за спасение душ?

— Как и всегда, — буркнул проповедник. — Сатана не сдается.

— Однако в сегодняшней схватке победа осталась за вами, — говорил Бродяга все с тем же уникальным акцентом. — Но что же это я забываю про приличия? Пожалуйста, заходите.

Они последовали за ним по короткому коридору. Тем временем ворота за их спинами закрылись, а Бродяга ввел их в огромный зал с большим, во всю стену камином. Ковры, устилающие пол, соткали на Бориге II и на Каламакии, четыре резные кресла сработали на далеком Антаресе. В шкафах из черного дерева стояли уникальные произведения искусства с сотен планет галактики.

— Что вы скажете о моих игрушках? — спросил Бродяга Веру, застывшую в восхищении перед хрустальной сферой, созданной на Бокаре в те времена, когда бокарцы бороздили просторы своих океанов, а не покоряли межзвездные пространства.

— Просто захватывает дух! — Она повернулась к прейкью, знаменитому пыточному инструменту с Сабелиуса III.

— Тут вы более чем правы, — сурово молвил отец Уильям. — Чтобы все эти богатства скопились у Бродяги, у многих перехватило дыхание. Да так, что больше они вдохнуть не смогли.

— Перестаньте, отец Уильям, — хохотнул бандит. — Вы же знаете, что в списке разыскиваемых меня нет, так что за меня охотники за головами не получат ни цента.

— Да за тобой, как за кометой, тянется шлейф преступлений.

— Но не убийств, — уточнил Бродяга. — Так что оставьте наказание слугам Господа рангом пониже.

— Это справедливо, — признал отец Уильям. — Но я считаю безнравственным выставлять напоказ сокровища, запятнанные кровью.

— Даже если они выставлены за запертыми дверями моего дома? — Бродяга удивленно изогнул бровь. — Не переменить ли нам тему? Если мы продолжим разговор о моей коллекции, то боюсь, сильно разойдемся во мнении. — Он щелкнул пальцами. — А как насчет обеда? Я отдал приказ готовить его полчаса тому назад, когда вы представились у первого заградительного рубежа.

— Кому вы отдали этот приказ? — полюбопытствовала Вера. — Слуг я не заметила.

— Мои слуги — роботы, — пояснил Бродяга. — И на глаза обычно не попадаются.

— Так вы живете здесь один? — воскликнула Вера.

— В это так трудно поверить? — усмехнулся Бродяга.

— Я-то думала, что вы окружены слугами, охраной.

— У роботов есть одно существенное преимущество. С ними можно не опасаться за столовое серебро или за стоящие на полках произведения искусства. И потом, зачем мне вся эта толпа?

— Но у вас репутация короля преступного мира.

— Доходили до меня такие разговоры, — сухо ответил Бродяга.

— Вы не ответили на мой вопрос, — настаивала Вера.

— Я не очень понимаю, чем, по-вашему, должен заниматься король преступного мира, но я всего лишь использую труд других преступников, ничего больше. — Дважды мелодично звякнул звонок, Бродяга повернулся к отцу Уильяму: — Обед готов. Аппетита, надеюсь, вы не потеряли?

— Он всегда со мной, — заверил его проповедник.

Бродяга провел их в столовую, также заставленную уникальными творениями инопланетных мастеров. За столом без труда уселись бы сорок человек, но роботы накрыли лишь малую его часть на три персоны. У стульев привычные четыре ножки заменяла одна, сужающаяся к сиденью.