Семен Слепынин - Сфера разума
- Слышал и я такую гипотезу, но не верю в нее.
Глаза дяди Абу затуманились такой тоской, что я не стал удерживать его, когда он потянулся к стакану с вином. Пусть. Сейчас это его единственное утешение.
Но оставлять дядю Абу один на один с бутылкой нельзя. Тяжко ему в одиночестве. На другой день я снова пришел в "Кафе де Пари". Из его окон открывался вид на широкую улицу. А дядя Абу любил смотреть в окно, наблюдать за снующими толпами. Все-таки развлечение.
В этот день нечистая сила отмечала один из своих чудовищных праздников "День отлова антиведьм". С утра с пением, с веселым гамом и свистом возили по улицам клетки. В них - ведьмы, уличенные в "человечности". Вечером их сжигали. К моему ужасу, в одной из клеток с царапинами на красивом лице и опутанная проволокой сидела Элизабет - моя добрая покровительница. По моей просьбе дядя Абу спас ее. Вызвав немалое замешательство в рядах охранников, он вывел Элизабет из клетки и отправил ее на свою виллу ухаживать за цветами.
- Никто не смеет перечить мне,- кривя губы и стыдясь своей власти, сказал дядя Абу, когда вернулся в кафе.
Однако после третьего стакана вина он повеселел и, к моему огорчению, вновь начал бахвалиться.
- А ведь здорово я расправился с Раваной! - смеясь, восклицал дядя Абу.Одним плевком!
Что же с Гроссмейстером? Эффектный плевок Непобедимого раздавил его? Авторитет его рухнул и развеялся в прах? Ничуть не бывало! После небольшой заминки газеты и другие средства массовой информации представили бегство с поля боя как благороднейший поступок. Сатана, дескать, сам легко уничтожил бы злого великана, но уступил и дал возможность отличиться "своему другу".
Вскоре Гроссмейстеру удалось затмить славу Непобедимого. Случилось это на одном из дьяволослужений. Вечер начался как обычно: в синем небе вспухло облако с дворцами на снежных вершинах, перед зрителями раскрылся светлый зал с троном сатаны. Справа от него, как всегда, выстроились ангелы, слева - знатные администраторы. Среди них и доставленный мной штандартенфюрер СС, ставший важным чиновником - директором ЦДП.
Вот уже сатана со скипетром в руках приблизился к микрофонам, зашелестели крыльями ангелы и захлопали в ладоши администраторы. Вдруг из строя вышел директор ЦДП и встал рядом с сатаной. Гроссмейстер нахмурился, и в чертогах сатаны, во всем городе воцарилась напряженная тишина.
Ганс Ойстерман вскинул руку и сказал, что от имени исторических персонажей награждает вождя изгнанников железным крестом. Жирные губы Гроссмейстера расплылись в довольной ухмылке, просияли и его приближенные. Под вновь загремевшие аплодисменты и звуки фанфар штандартенфюрер СС снял с себя железный крест и прикрепил к мундиру диктатора.
Шум нарастал. Но сатана поднял руку и в почтительно наступившем безмолвии объявил, что решил отблагодарить представителя третьего рейха.
- По своей редкой бесчеловечности он достоин занять место среди демонов,сказал Гроссмейстер.- Но его физическая природа, к сожалению, затвердела в несвойственном ему человеческом виде. Я исправлю это упущение.
Я пожал плечами: пустое бахвальство или Гроссмейстер в самом деле настолько всемогущ? Я посмотрел на боковой экран - на изгнанников, толпившихся в каком-то храме. Подобно мне, многие из них сомневались. Но многие верили своему владыке и спорили лишь о том, в кого превратится директор ЦДП - в Кощея Бессмертного или в вампира?
- В дракона,- уверенно заявил мой Крепыш.
Я с ним почти согласился, взглянув на Ганса Ойстермана - грузного, с массивной крепкой челюстью и мутными глазами. Чем не дракон?
Сатана поднял скипетр над головой Ганса, и тот съежился. Однако не молнии обрушились на гестаповца, его окутало тихое и ласковое сияние. Грубое лицо Ганса заколыхалось, словно отраженное в воде. Оно становилось одухотворенным, яснели свинцовые глаза; осанка приобретала неуловимую легкость и воздушность. Секунду спустя к величайшему изумлению изгнанников, в том числе и моему, штандартенфюрер СС стал... ангелом! Нежноликим, сверкающим непорочной белизной ангелом!
Приближенные сатаны вскрикнули от восторга и захлопали в ладоши, зашелестели крыльями ангелы, а гулкие своды храма (на боковом экране) огласились ревом, воплями "Ура!". Вместе со всеми я аплодировал, хохотал (на меня напал вдруг неудержимый хохот) и кричал:
- Браво! Остроумно!
При этом изо всех сил, сцепив зубы, старался сохранить свое "я" и смотреть на все со стороны. "Черта с два, сегодня не поддамся",- твердо решил я. Но вот под купол храма на метле взлетела ведьма, потом другая. К ним присоединились черти, вонючие гарпии. И свистящей вьюгой закружилась, завертелась нечистая сила. Гам, вой, удесятеренный эхом, нарастал, набухал до необоримого безумия... Не заметил, как сатанинский хоровод вихрем подхватил меня, и мое "я" рассеялось в нем без остатка. Я аплодировал с упоением, хлопал в ладоши до сладкого умопомрачения, до потери сознания. Неужто я опять выл и визжал? Не помню.
Ночью я уснул не скоро. Ворочаясь с боку на бок, пытался понять: ну хорошо, шабаши привычны для нечистой силы, уж так она запрограммирована литературной и фольклорной традицией. Но причем тут люди? Неужели никто из исторических персонажей не может устоять?
- Никто,- заверил меня утром Алкаш.- Был когда-то давно один исторический тип. Вот он мог устоять. Его признали психически ненормальным и сожгли.
Кстати, в тот же день Алкаш получил медаль и тем самым подтвердил свое право на жизнь. Он наконец-то преодолел свой страх перед лесной "нечистой силой", перед безобидными, в сущности, русалками и водяными. Алкаш проник в лес и, проявив незаурядную храбрость, притащил, буквально приволок оглушенного штурмбанфюрера - оказался тот слишком буйным и драчливым. Потому-то, как видно, он был сразу с двумя железными крестами.
С Памятью что-то случилось. Все зло, переполнявшее ее исторические недра, она несколько дней подряд выплескивала не в виде драконов или ведьм, а в образах реально живших людей. И почему-то это были непременно штурмбанфюреры. Клапан какой-то для них приоткрылся, что ли?
У многих штурмбанфюреров были железные кресты. Теперь почти каждый вечер сатанинские вакханалии проходили торжественно и шумно - Гроссмейстер получал награды.
Для всех гестаповцев находилось привычное для них дело. За городом строился концлагерь, многие церкви, храмы, синагоги переоборудовались под филиалы ЦДП. Какой-то штурмбанфюрер предложил: когда в соборе Парижской богоматери и в других храмах-филиалах начинались пытки (а начинались они с утра), на их башнях должны звонить колокола.
- Остроумно! - одобрил Мурлыкин, довольно жмурясь и потирая руки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});