Евгений Прошкин - Драйвер заката

– Обстоятельства сложились неплохо, судя по всему. Сколько врачу платишь? Дорого, наверно? Хотя чего тебе о деньгах волноваться. У тебя их вагон. Честно заработанных, о которых не стыдно рассказать и друзьям, и Комитету. Как ты умудрился влипнуть в такую грязь?

– Да как все влипают… – вздохнул Туманов. – Постепенно, Витя. Постепенно и незаметно. Надоели вечные долги. Случайное знакомство, слово за слово, и вот я уже редактирую нейромедиаторы. Да ладно, электронными наркотиками кто только не занимался. Это почти не грех. Половина наших так подрабатывала, пока «Гипностик» на ноги не встал. Потом возник Лаврик. Зачем, говорит, ты с этой шпаной общаешься, риска много, а денег никаких. Давай, говорит, чего посерьезней попробуешь. Ну, я попробовал… Вначале он самое легкое мне давал. Хотелось вымыться после таких креативов, но всё-таки было терпимо. Дохлые кошки, мухи, какие-то внутренности… Паршиво, да, но зато я свои проблемы решил. Жизнь стала налаживаться. А когда она налаживается, то идти на понижение очень неохота, знаешь ли. Проще понижать свой порог чувствительности. Пока до самого дна не дойдешь.

– И когда ты оказался в больнице якобы с сотрясением мозга, Лаврик потребовал, чтобы ты обеспечил себе замену?

– Да, но я же не знал, что так обернется! – жарко произнес Егор.

– Сам уйти от Лаврика не мог, а у других, стало быть, такая возможность откуда-то появится. Внезапно.

– Он мне никогда не угрожал убийством. Лаврик просто намекал – мол, у него на меня столько материалов накопилось, что дальше наш путь только вместе, разойтись уже не получится. Я думал, у Максимова с Левашовым будет выбор, влезать или не влезать в эту тему. Конечно, я надеялся, что они согласятся… – Егор опустил глаза. – Надеялся, что Лаврик не пожадничает и сумеет их мотивировать как надо. А потом это будет уже их проблема, не моя. Они займут мое место, а я соскочу и буду жить дальше без того ада.

– А тебя не смутило, что он потребовал одного, потом другого, потом третьего?

– Я ему сразу Левашова и Максимова назвал. Через неделю он снова позвонил и сказал, что парни старательные, но им не хватает опыта, а посоветоваться не с кем по понятным причинам. Сказал, что нужен скриптер моего уровня. Не то чтобы начальник для пацанов, а как бы куратор.

– Как бы куратор… – мрачно повторил Виктор и, поднявшись со стула, медленно подошел к окну. – Куратор. Как бы.

– И после этого, извини, у тебя уже не было шансов остаться в стороне. Морфоскриптер не хуже меня – это ты. Все другие хуже, я так считаю. Лаврик много расспрашивал о тебе, и я решил, что он хочет произвести на тебя впечатление. Ну в самом деле: если собираешься вырывать человеку ногти или грозить ножом – не всё ли равно, какая музыка ему нравится? Лаврик интересовался всем, вообще всем, любыми подробностями. Я даже сказал ему, что ты любишь вишневый сок. Это еще с тех времен, помнишь, когда мы водку пить не могли и разбавляли ее чем попало. – Туманов невольно заулыбался. – Потом валялись, как кегли, и Неломайская лежала рядом, но ни у кого не было сил дотянуться. Какие были времена, эх! И куда всё ушло… Мне уже как будто девяносто.

Егор замолчал, кусая губу и болезненно щурясь. Сигалов продолжал стоять и смотреть на парк за окном. Так прошло минут пять, если не больше, пока Туманов не спросил:

– Что собираешься делать? Сообщишь в полицию? Или в Комитет?

– Нет, – не оборачиваясь, ответил Виктор. – Максимова с Левашовым это не воскресит, а тебя я топить не хочу. Сам удивляюсь, но… Нет, не хочу.

– Как ты умудрился вырваться от Лаврика?

– Долгая история. Друзья помогли.

– Вот бы мне таких друзей. И как мне теперь?.. Лаврику всё еще нужен бета-тестер, а вечно симулировать я не смогу. А возвращаться к нему… Я уже знаю, куда ведет эта дорога.

Сигалов задумался, говорить ли о пожаре в подпольной студии. Мертвого Лаврика он не видел, но он и не все комнаты обошел. Ему хотелось ободрить Туманова, но так, чтобы не создавать иллюзий.

– Сам решай, – сказал Виктор и двинулся к выходу. – Между прочим! – спохватился он в дверях. – У вас тут внизу плакатик висит про сенсорную депривацию. Что об этом говорит твой коррумпированный доктор? Рекомендует, нет?

– По работе интересуешься? – смекнул Туманов. – Я это пробовал еще давно и не здесь. Надеялся оптимизировать сознание и стать в два раза гениальней. Не получилось. Первые часы нормально: расслабляешься, галлюцинации забавные. А потом может так накрыть, что не обрадуешься. Ничего нового не происходит, но ты начинаешь верить чувствам сильней, чем разуму. В смысле, ты по-прежнему понимаешь, что лежишь в корыте, но-о… – Егор замялся, перебирая в руках немуль, как четки. – Но это понимание отодвигается куда-то на второй план. Галлюцинации превращаются в основную реальность, с какого-то момента ты уже воспринимаешь их всерьез, ты живешь в этом мире. И я боюсь, что оттуда можно не вернуться. Короче говоря, Витя, забудь об этой хрени. Может, там правда мозги активизируются, но побочных эффектов гораздо больше. Увлекаться не советую, – напутствовал Туманов.

Всю дорогу домой Сигалова разрывали противоречивые чувства. Он точно знал, что сдавать Егора не будет, потому что единственным последствием такого шага окажется тюремный срок для старого знакомого. Счастливей это никого не сделает. Но и прикидываться, что ничего не случилось, Виктор тоже не мог. Оставалось утешаться тем, что кто-то разобрался со студией Лаврика по-своему, хотя вряд ли убийство кучи народа было более нравственным, чем занятие самого Лаврика.

Виктор пытался избавиться от этих бесполезных закольцованных мыслей, но у него не получалось, и за домашнюю рабочую станцию он уселся в том же смятении.

К своему Гиперскрипту Сигалов не прикасался уже несколько дней, но он никуда не спешил, потому что знал, что всё равно не успеет. Скрипт, равный реальному миру, должен был содержать гигантский объем информации, и создание такого проекта смахивало на безнадежное строительство лестницы в небо. Именно этим Виктор и занимался. К работе над Гиперскриптом он относился не как к возделыванию картофельного поля, а как к медитативной возне с клумбой: никакого практического значения это не имело. Сигалов сочинял Гиперскрипт не ради результата, а ради самого процесса, в этом и заключался его смысл. Хотя правильней было говорить об иллюзии смысла, но Виктор как никто понимал, что любой смысл – это и есть иллюзия, призванная объяснить и оправдать человеческое существование. Просто большинство обманывалось невольно и совершенно искренне, а Сигалов это делал осознанно. Еще и поэтому он не стал придумывать громких названий, а присвоил первое, какое пришло в голову, – слово, отражавшее скорее масштаб, чем суть проекта.