Павел Корнев - Мир фантастики 2010. Зона высадки
— Двух сотен как не бывало, — констатировал Душка. — Как думаете, Док, на сколько потянет эта бутыль?
Ричардсон задумчиво покачал калебас в руках.
— Тысяч сорок-пятьдесят. Зависит от очистки.
Душка всхлипнул.
— За сорок тысяч я бы домик в Кентукки купил. А-а, гори оно огнем!
Он отобрал у Дока калебас, запрокинул голову, и темное пиво хлынуло в его разинутую пасть.
… Мяса было много. Душка рвал его зубами, рыча и заглатывая огромные куски, но мяса не убывало. Хватало и пива. Бабушка отвалился от костра, рыгнул и принялся ковырять в зубах подобранным прутиком. Док деликатно вытирал жирные пальцы листиком грязелюбки. Над погасшим костерком вились яркие искры. Сквозь листья светили огромные звезды, и из леса несло теплым и пряным.
— Рай, Док. И вправду ведь рай.
— Это на вас шрик действует, Кунни.
— А на вас?
— И на меня действует. Но я уже привык. А новички всегда так расплываются. Кстати, Мол из-за этого погиб. Пошел себе в лес, мурлыча под нос песенку, — и не вернулся.
— Может, он просто не захотел возвращаться? Зачем, когда так хорошо?
Док озабоченно прищурился и склонился над сержантом.
— Вы никогда до этого не пробовали шрика?
— Нет, почему?
Бабушка смутился. Его зарплаты с трудом хватало на пару ампул в квартал, да и то самых слабых.
— Пробовал, но сырой, наверное, сильнее. А, может, все это?
Он повел рукой, охватывая темные пальмы, и костерок, и кусочек нависшего над лесом неба.
— Может, поэтому сильнее действует.
— Я вас понимаю.
Док откинулся на своем бревне, уперся спиной в шерстистый пальмовый ствол.
— Умение просто радоваться жизни, да. На Земле подзабыли, что это такое. Знаете… — Он прикрыл глаза и мечтательно улыбнулся.
— … Знаете, я ведь понимаю сейчас, что Реджи был прав. Мог быть прав. Что мы знаем об ишизаки? Цивилизация, намного опередившая земную. Они были хозяевами космоса, когда человек еще почесывался костяным скребком и прыгал по скалам. А потом вдруг исчезли. Испарились. Сгинули. Вы слышали, — тут Док вновь склонился к сержанту и перешел на шепот, — оказывается, на всех планетах, где добывается шрик, есть следы ишизаки.
Бабушка сглотнул.
— И здесь?
Док кивнул.
— Спросите Душку, когда он протрезвеет, что нарыли радарщики. Тут под поверхностью огромные пустоты, полости, как на Эклебе. А что там…
Док развел руками. Бабушку пробрал холодок — будто неожиданно дохнуло на него из самых глубин космоса неведомой древней тайной.
— Вы думаете, — сержант тоже перешел на шепот, — это как-то связано? Ишизаки вывели этих… таильтян… чтобы они делали шрик? Как люди коров или…
Док решительно замотал головой.
— Нет, вы не поняли. Это не самое страшное. Самое страшное то…
Тут Док огляделся, будто подозревал, что их подслушивают. Но лес был тих. По углям пробегали последние огненные змейки. Побежденный наконец богатырской трапезой Душка дремал, подложив под голову начисто обглоданную кость.
Ричардсон приник к самому уху сержанта и громко прошептал:
— Таильтяне и есть ишизаки.
И посмотрел значительно, будто выдал огромный секрет. Бабушка недоуменно мигнул, а затем ухмыльнулся. Вот оно что. На Дока тоже подействовал шрик. А, может, и перебродившие пивные бобы. Даром тот хорохорится и делает вид, что все ему нипочем.
— Ну что вы, Док? — успокоительно пробормотал Бабушка. — Какие же они ишизаки? Вы же сами говорили. Ишизаки кто? Гиганты, великаны. Человек перед ними — тьфу. А эти? Им дай цветную побрякушку, бубенчик какой-нибудь, они и рады. Или эти хвосты ваши, крылья. Ну какой разумный человек захотел бы, чтобы ему прирастили хвост? Они же как дети…
— Вот именно!
Док замотал пальцем перед носом сержанта.
— Как дети. Вы и сами сказали это. А почему?
— Что — почему?
— Почему они как дети? Почему здесь нет ни насилия, ни воровства, почему они всегда веселы и довольны жизнью?
Бабушка пожал плечами.
— Дикари. Не испорчены цивилизацией, Док.
— Может быть. Но я думаю иначе. Вот представьте: вы чертовски устали после рабочего дня. Вы где раньше работали, в полиции? Вы вымотались, на вас сорок три раза наорал начальник, голова у вас забита черт знает чем. Вы приходите домой, и?
— И что?
— Что вы делаете?
Сержант прикрыл глаза — и сразу, будто прорвавшись сквозь невидимую мембрану, в уши ударили гудки, рев сирен, скрипучие песенки голопостеров, плач, скрежет, голоса. Горло забил пыльный и душный воздух Нью-Йорка, а в левом виске привычно и тупо заныло. Представилась тесная конурка на Восемьдесят Второй. Вот Бабушка входит, роняет в прихожей пакет с покупками, стягивает через голову рубашку и спешит на кухню. Там он подставляет голову под струю из крана, но это не приносит облегчения. Вода тепловатая, ржавая. По полу разбросаны упаковки от «Крылатых Бобов». Бабушка со стоном вытаскивает голову из-под крана, плетется к холодильнику, облепленному неоплаченными квитанциями. Он лезет на верхнюю полку и достает тонкую стеклянную трубочку. Проверяет — мутноватой жидкости осталось дня на два, не больше. Он долго и тщательно выставляет стоппер, затем вытаскивает банку вчерашних бобов и капает — ровно три капли, иначе опять придется одалживать у мерзавца Маклеода! — капает в буроватое месиво. Аккуратно прячет трубочку, а потом жадно хватает ложку и…
— Шрик.
— А?!
Бабушка очнулся от наваждения — и жадно, всей грудью втянул чистый лесной воздух. Господи, как хорошо!
— Вы принимаете шрик, не так ли?
Голос Дока донесся откуда-то издалека, но он больше не тревожил сержанта. О Нью-Йорке можно забыть, как о кошмарном сне.
— Вы принимаете шрик? — настойчиво повторил Ричардсон.
Бабушка кивнул.
— И это помогает вам вновь ощутить, что вы живой человек, а не какой-то бездумный винтик? Краски становятся ярче, еда вкуснее, и все делается объемным, реальным и радостным?
Сержант снова кивнул.
— А теперь представьте ишизаки. Могучих, практически всесильных. И абсолютно не умеющих радоваться жизни. Мир для них — огромный механизм, сочетание явлений и чисел, легко поддающихся управлению, но не приносящих удовольствия или счастья. Это, конечно, только гипотеза. Но все-таки попробуйте представить. Ишизаки запросто изменяют природу, неужели они не в силах изменить себя? И они преображают собственное тело. В слюнных железах начинают синтезироваться нейропептиды, сочетание энкефалинов и эндорфинов, которые… допустим, поначалу просто регулируют настроение. Помогают отдохнуть, расслабиться, избавляют от напряжения и усталости. Постепенно состав их меняется, действие становится все сильнее. И вот в какой-то момент ишизаки осознают, что вся их наука, вся их могучая техника уже ни к чему. Они счастливы и так. Они довольны жизнью, и все из-за нескольких лишних молекул в их слюне. Они забывают о своих открытиях. Поселяются в небольших общинах, связь между планетами постепенно теряется, и вот…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});