Роджер Желязны - Имя мне — Легион

Очень может быть. В этом случае действие декомпрессии, проводимой Бартелми, сводится к нулю. У него данные о времени и глубине погружения — но только последнего погружения Пола. Черт побери, насколько я понимаю, он мог побывать в нескольких точках, разбросанных в различных местах на дне океана!

Я нагнулся над ним, изучая зрачки глаз, чтобы привлечь его внимание к себе.

— Как долго ты был утром под водой?

Он улыбнулся:

— Я не нырял.

— Мне нет дела до того, зачем ты нырял. Меня куда больше заботит твое здоровье… Как долго ты был внизу? И на какой глубине?

Пол покачал головой и повторил:

— Я не нырял.

— Черт бы тебя побрал! Я знаю, что ты нырял. У старого затонувшего корабля, да? Там где-то около двадцати фатомов. Но сколько ты пробыл под водой? Час? Или еще дольше?

— Я не нырял, — настаивал он. — Это правда, Майк! Я не нырял.

Я вздохнул, откинувшись назад. Не исключено, что он говорит правду. Люди устроены по-разному. Возможно, особенности его физиологии сыграли такую шутку, и это был другой вариант — не тот, что предполагал я. Однако все это так походило на истину…

На мгновение я примерил его на место поставщика камней, а Фрэнка — на место укрывателя краденого. Итак, я пришел к Фрэнку со своей находкой, Фрэнк сообщил Полу о таком обороте дела, и тот, забеспокоившись, пока все на станции спали, отправился убедиться, что его добро по-прежнему надежно укрыто. Во время неистовых поисков организм накопил много азота, а затем произошло все остальное.

Эта стройная гипотеза поразила меня своей логичностью. Но коснись это меня, я нашел бы способ прервать погружение. Всегда можно соврать что-нибудь для того, чтобы подняться наверх раньше срока.

— Ты не можешь вспомнить? — попытался я еще раз.

Пол начал без особого воодушевления клясть все на свете, но потерял последний энтузиазм после дюжины-другой слов. А затем протянул:

— Почему ты не веришь мне, Майк? Я не нырял…

— Ладно, я верю тебе, — сказал я. — Все в порядке. Так что отдыхай.

Он потянулся и вцепился в мою руку.

— Значит, все прекрасно?

— Ага.

— Все это так… как никогда не было прежде.

— С чего ты взял? — поинтересовался я.

— …Прекрасно.

— О чем ты?

— Ты знаешь, я никогда не притронусь ни к одному из них, — произнес Пол после недолгой паузы.

— Так в чем же дело?

— Проклятая красота… — пробормотал он.

— Что-то стряслось на дне? Что?

— Я не знаю. Уходи! Не зови это обратно. Все так, как должно было быть. Всегда. Не та дрянь, что ты взял… Начало всех неприятностей…

— Я знаю. Прости, — рискнул я. — Добытые вещи…

— Растранжирь их…

— Я знаю. Но мы дали ему, — продолжал я.

— Ага, — отреагировал Пол. Затем: — О господи!

— Алмазы… Алмазы в безопасности, — продолжил я быстро.

— Дали ему… О господи!

— Скажи мне, что ты видел, — настаивал я, пробуя вернуть его к тому, о чем мне хотелось услышать.

— Алмазы… — выдохнул Пол.

Затем он разразился длинным и бессвязным монологом. Я слушал, снова и снова подсказывал что-нибудь, чтобы вернуть Пола к теме алмазов, все готовился бросить ему имя Руди Майерса. Ответы его оставались фрагментарными, но в целом картина начала проясняться.

Я спешил, стараясь узнать как можно больше, пока не вернулся Бартелми, чтобы продолжить декомпрессию. Я боялся, что Пол неожиданно протрезвеет, — именно таким образом и срабатывает декомпрессия, если вы не ошиблись в диагнозе.

Он и Майк, насколько я понял, принесли алмазы — но откуда они, установить не удавалось. Сколько я ни пытался прояснить роль Фрэнка, Пол лишь только бормотал какие-то нежности по поводу Линды. Однако кое-что я все-таки сумел из него вытянуть.

Видимо, Майк о чем-то проболтался однажды, приняв в заднем помещении «Чикчарни» изрядную дозу наркотика. Руди это настолько заинтересовало, что он составил снадобье несколько иное, чем «Розовый рай», — и, наверное, не один раз. И после этого выведал у Майка всю историю и почувствовал, что запахло долларами. Только Пол оказался куда умнее, чем думал Майерс. Когда Руди затребовал плату за молчание и Майк сказал об этом Полу, Пол выдал идею о «помешательстве» дельфинов в парке и уговорил Майка поучаствовать в этом — чтобы он предложил Руди встретиться с ним в парке для получения платы. Остальное было окутано какой-то дымкой, потому что упоминание о дельфинах сдерживало Пола. Но он, очевидно, поджидал в условленном месте, и они с Майком занялись Руди, когда тот добрался до места засады: один держал жертву, а другой обрабатывал шантажиста дельфиньей челюстью. Одно оставалось неясным: или Майк был ранен в схватке с Руди и Пол решил прикончить его и придать и ему вид дельфиньей жертвы, или же он спланировал эту часть заранее и после первого убийства напал на Майка, застав его врасплох. В любом случае дружба между ними со временем ослабела, а дело с шантажом окончательно рассорило их.

Примерно такой рассказ я выслушал, перемежая бормотание Пола своими наводящими вопросами. Очевидно, убийство Майка потрясло его больше, чем он предполагал. Он по-прежнему называл меня Майком, говорил, что сожалеет о случившемся, и я поддерживал его бред.

Прежде чем я сумел вытянуть из него что-либо еще, вернулся Бартелми и спросил меня, как идут дела.

— Пол бредит, — ответил я, — и больше ничего.

— Я чуть подольше проведу декомпрессию. Может быть, это приведет его в чувство… Осталось немного, нас уже ждут.

— Хорошо.

Но декомпрессия не привела Пола в чувство. Он оставался все таким же. Я пытался его перехитрить, вытянуть из него подробности, особенно насчет источника алмазов… Но что-то пошло наперекосяк. Он начал реагировать иначе: бросился на меня, схватил за глотку… Я отбил атаку, удерживая Пола на месте. Он уступил, заплакал, забормотал в ужасе, что признался во всем. Я разговаривал с ним медленно, тихо, пытаясь утешить его, вернуть к прежнему, доброжелательному восприятию действительности… Ничего не помогало, и я замолчал, оставаясь начеку.

Потом он задремал, и Бартелми продолжил декомпрессию. Я следил за дыханием Пола и время от времени проверял пульс, но, казалось, ухудшения не наступало.

К тому времени, когда мы добрались до станции, декомпрессия была закончена полностью, я открыл люк и вышвырнул наше снаряжение. Пол вздрогнул, открыл глаза, уставился на меня и произнес:

— Это судьба.

— Как вы себя чувствуете?

— Сейчас, похоже, нормально. Только устал: на ногах не удержусь.

— Позвольте подать вам руку.