Роберт Уилсон - Спин

— Интересно… Ты не боишься глядеть на пистолетную рану, а от зеркала удираешь.

— Не понял.

— Не можешь разобраться с Джейсоном. Не можешь развязаться с Дианой.

Но я не допускал мысли, что Диана для меня все еще что-то значила.

Может быть, я хотел себе это доказать. Может быть, поэтому мы, одолев еще один косяк, ввалились в спальню, рухнули на розовые простыни и, измяв их в результате бурного динамического процесса, заснули под шум дождя, не выпуская друг друга из объятий.

Но не Жизель маячила в моем отключающемся сознании. А первая же мысль моя, когда я проснулся, относилась к предстоящему переезду во Флориду.

На улаживание деталей ушла не одна педеля, как у Джейсона, так и у меня в больнице. С Жизелью я виделся в это время лишь мельком. Она как раз собиралась покупать машину, и я продал ей свою. Ехать через всю страну по шоссе мне не хотелось. На дорогах хозяйничали грабители. О нашей мимолетной близости во время грозы мы не упоминали, отнеся ее на счет пьяной снисходительности к слабостям друг друга — по большей части ее доброты ко мне.

Мало с кем мне пришлось прощаться в Сиэтле, кроме Жизели. Барахла я тоже не нажил, багаж мой состоял из нескольких цифровых файлов да пары сотен старых дисков. Жизель помогла мне засунуть чемоданы в багажник такси и помахала вслед рукой без особенной печали во взоре.

Жизель мне нравилась. Добрая женщина, она вела дурную жизнь. Больше я о ней не слышал, но надеялся, что она пережила последовавшие годы хаоса.

Из Сиэтла в Орландо меня нес старый скрипучий «Аэробус» с потертыми сиденьями, с исцарапанными индивидуальными видеоэкранами. Я втиснулся между уже сидевшим у иллюминатора бизнесменом из России и пожилой женщиной, занимавшей кресло со стороны прохода. Русский глядел волком и к беседам расположения не проявлял. Женщина же, наоборот, несколько нервничала и оказалась вовсе не прочь поболтать. Она оказалась медицинской фонотиписткой, направлявшейся в Тампу в двухнедельный отпуск, в гости к дочери и ее мужу. Звали ее Сарой, и разговор у нас с самого взлета завязался о медицине.

За пять лет, прошедших после китайского космического фейерверка, федеральное правительство вбухало уйму денег в аэрокосмические отрасли. Гражданской авиации, естественно, почти ничего не перепало, поэтому и продолжали летать такие постоянно заламываемые аэробусы. Деньги закачивались в проекты, управляемые И-Ди Лоутоном из его вашингтонского офиса и осуществляемые Джейсоном в «Перигелионе», во Флориде. Исследования «Спина», развитие Марса… Администрация Клейтона легко проводила ассигнования через покладистый Конгресс, довольный тем, что его никто не сможет упрекнуть в пренебрежении космической опасностью. Эти затраты повышали моральный дух общества. Еще лучше, что они не требовали немедленной отдачи.

Федеральные вливания поддерживали экономику регионов, однако не повсеместно. Юго-Запад, Сиэтл и окрестности, побережье Флориды. Невелика, однако, цена этому поверхностному процветанию местного характера. Сара беспокоилась о дочери и зяте, квалифицированном слесаре по трубопроводам, которого фирма, снабжающая местность природным газом, отправила в отпуск неопределенной длительности. Семья безработного жила в трейлере на федеральное пособие и пыталась воспитывать трехлетнего мальчика, внука Сары, Бастера.

— Странное имя для мальчика, правда? — спросила она меня. — Бастер, надо же… Так звали одного из актеров немого кино.

Я сказал ей, что имена — как одежда. Или мы их носим, или они нас несут.

— А как в вашем случае, Тайлер Дюпре?

И мы улыбнулись друг другу.

— Не могу понять, почему молодежь в наши дни заводит детей, — недоумевала моя попутчица. — Это ужасно звучит, но тем не менее… Нет, я ничего не имею против Бастера, наоборот, я его очень люблю и надеюсь, что он будет жить долго и счастливо. Но суждено ли сбыться моим надеждам?

— Иногда людям нужны основания для надежды, — сказал я, пытаясь сообразить, не эту ли банальную истину пыталась внушить мне Жизель.

— С другой стороны, — продолжала Сара, — многие молодые люди сейчас умышленно не заводят детей. Умышленно, проявляя к ним, к нерожденным, доброту. Они считают, что это лучший способ избавить детей от предстоящих страданий.

— Не думаю, что кто-то знает, что нам предстоит.

— Ну как же, необратимость и все такое…

— Необратимость уже наступила, но мы все еще существуем. По какой-то причине.

Она подняла брови:

— Вы действительно верите в какие-то причины, доктор Дюпре?

Мы еще поболтали, потом Сара решила попробовать заснуть и сунула под голову миниатюрную подушку. За иллюминатором, частично закрытым профилем мрачного русского, все покрыла густая ночная тьма, в стекле отражались потолочные светильники салона. Я убавил свет в лампочке над головой и направил ее лучи к себе на колени.

Все, что можно читать, я сдуру сдал в багаж. Но из сетки на спинке кресла перед Сарой торчал журнал в простой белой обложке. Крупными буквами название: «Врата». Религиозное чтиво, оставленное каким-то пассажиром предыдущего рейса.

Я пролистал журнал, невольно думая о Диане. За годы, прошедшие после китайской ракетной атаки, «Новое царство» потеряло последние признаки единства и полностью рассыпалось. Вожди его по разным причинам один за другим отреклись от своих убеждений, энтузиазм полового коммунизма выжгли венерические заболевания и человеческая жадность. Никто уже не представлялся приверженцем «Нового царства» как такового, но непременно называл себя гекторианцем либо претеристом, реконструкционистом или еще кем-нибудь. Действо Экстаза, в котором принимали участие Диана и Саймон в лето встречи в Беркшире, тоже благополучно приказало долго жить.

Ни одна из выживших фракций «Нового царства» не пользовалась сколько-нибудь широким влиянием. Южные баптисты, к примеру, превосходили по численности всю его паству по всей стране. Но упор движения на Второе Пришествие и тысячелетнее Царство Божие па земле не прошел мимо внимания основных церквей, уделявших теперь больше внимания «Спину» и тематике апокалипсиса. Никогда еще столько придорожных плакатов не призывало к покаянию И не напоминало о грядущих бедствиях.

Обнаруженный мною журнал оказался органом реконструкционистов Западного побережья, предназначенным для широкой публики. Редакционная статья клеймила кальвинистов и пресвитерианцев, далее шли три страницы кулинарных рецептов, затем обзор кинонедели. Но главное, что привлекло мое внимание, — «Жертва кровью и красная телица», материал о красной корове — то есть рыжей телице без пятна и без изъяна, которую «во исполнение пророчества» надлежит принести в жертву всесожжения на Храмовой горе в Иерусалиме. Прежние воззрения «Нового царства» на «Спин» как на источник искупления вышли из моды. «Ибо он („день тот“), как сеть, найдет на всех живущих по всему лицу земному» (Евангелие от Луки, 21, 35). Сеть, силки, а не избавление. Надо отыскать подходящее животное, чтобы сжечь, ибо бедствия ожидаются более серьезные, чем считалось ранее.