Цысинь Лю - Задача трех тел

Ша, явственно обрадовавшийся посетителю (еще бы — скучная работа в одиночестве уморит кого угодно!), спросил, какие именно данные интересуют Вана.

— Я хочу видеть общую флуктуацию реликтового излучения.

— А нельзя ли… поконкретнее?

— Меня интересует… э… общая изотропная флуктуация реликтового излучения от одного до пяти процентов, — произнес Ван, цитируя по памяти электронную записку от Шэнь.

Ша широко улыбнулся. В первом году текущего столетия миюньская обсерватория была открыта для посетителей. Желая подзаработать, Ша частенько водил экскурсии и читал лекции интересующимся. Постепенно привыкший к поразительному научному невежеству туристов, Ша приберегал эту улыбку именно для них.

— Доктор Ван, насколько я понимаю, вы не специалист в этой области?

— Я занимаюсь нанотехнологиями.

— Тогда понятно. Но самое общее представление о реликтовом фоновом излучении у вас есть, не так ли?

— Именно, что самое общее. Знаю, что микроволновое излучение — это те «угольки», которые остались после Большого Взрыва. Оно наполняет весь космос, и его можно наблюдать в сантиметровом диапазоне волн. Кажется, в шестидесятых двое американцев случайно обнаружили его, тестируя сверхчувствительную спутниковую антенну…

Ша прервал его, подняв руку:

— Этого более чем достаточно! Тогда вам должно быть известно, что в отличие от местных вариаций, которые мы наблюдаем в различных частях Вселенной, общая флуктуация реликтового излучения кореллирует с расширением Вселенной. В масштабах возраста Вселенной изменения идут очень-очень медленно. Даже при той чувствительности, какой обладает космический телескоп «Планк», можно вести наблюдения миллион лет, но так ничего и не обнаружить. А вам сегодня ночью приспичило увидеть флуктуацию в целых пять процентов! Вы хотя бы представляете, что это могло бы означать? Что Вселенная замигает, как люминисцентная лампа, собирающаяся перегореть!

«И она замигает, — подумал Ван. — Ради меня».

— Наверно, профессор Е хотела пошутить, — заключил Ша.

— Поверьте, я бы очень обрадовался, если бы это и в самом деле оказалось шуткой, — ответил Ван. Он хотел было сказать, что Е понятия не имеет, зачем Вану понадобилось реликтовое излучение, но побоялся, что тогда Ша откажется ему помогать.

— Ну что ж, раз профессор просила помочь, давайте перейдем к наблюдениям. Ничего сложного. Если вам нужна точность только в один процент, то достаточно и данных старичка COBE. — Не прерывая речи, Ша быстро набирал что-то на терминале. Вскоре на экране нарисовалась зеленая линия. — Это кривая величины общего реликтового излучения, измеренной в реальном времени. Как видите, было бы точнее называть ее прямой. Температура 2,725±0,002° К. Эффект Доплера, обусловленный движением Млечного пути, дает погрешность, но поправка уже взята. Если произойдет флуктуация в один процент, которую вы ожидаете, то линия изменит цвет на красный и станет волнистой. Но спорю на что угодно: она останется прямой и зеленой до конца времен. Если вы непременно хотите увидеть такую флуктуацию, вам скорее всего придется ждать еще долго после гибели Солнца.

— Простите, я не слишком вам мешаю?

— Что вы, вообще не мешаете! Итак, значит, данные COBE. Ну вот, все готово. Если вдруг такая невероятная флуктуация возникнет, информация автоматически будет сохранена на диске.

— Думаю, это случится около часу ночи.

— Ого, какая точность! Нет проблем, я все равно дежурю до утра. Вы уже поужинали? Хорошо, тогда пойдемте, покажу вам обсерваторию.

Ночь стояла безлунная. Они шли вдоль ряда антенн, и Ша проговорил, указывая на них:

— Дух захватывает, правда? Жаль только, что они как уши у глухого.

— Почему?

— Помехи. С самого момента окончания строительства — непрекращающиеся помехи. Сначала все эти пэйджерные станции в восьмидесятых, а теперь мобильные сети, телефонные вышки… Наши телескопы способны выполнять самые разные научные задачи: следить за небом, обнаруживать источники радиоволн, наблюдать за останками сверхновых — но мы не в состоянии проводить большинство экспериментов! Мы много раз жаловались в Государственную комиссию по регулированию радиовещания, и все без толку. Разве нам тягаться с China Mobile, China Unicom, или China Netcom! Тайны Вселенной не приносят денег, а значит, не стоят и кучки дерьма. Хорошо, что для моей работы нужны только спутники, а не эти «туристические аттракционы».

— Ну, вообще-то, в последнее время институты, занимающиеся фундаментальными исследованиями, стали довольно успешными в коммерческом плане — взять хотя бы физику высоких энергий… Наверно, стоило бы строить обсерватории подальше от городов?

— Вот именно, что это «стоило» бы. Опять все упирается в деньги. А пока единственное, что нам остается — это придумать какие-нибудь щиты от помех. Эх, была бы здесь профессор Е! Она в этой области большой спец.

Беседа плавно перешла на Е Вэньцзе. Из уст ее бывшего студента Ван наконец узнал о жизни замечательной женщины. Ша порассказал о многом: как во время «культурной революции» на ее глазах погиб отец; как ее ложно обвинили, после чего она исчезла из Производственно-строительного корпуса и вновь объявилась только в начале девяностых, когда, вернувшись в Пекин, стала преподавать в том же университете Цинхуа, в котором был профессором ее отец. Там она проработала до ухода на пенсию.

— Только недавно стало известно, что Е провела более двадцати лет на военной базе «Красный Берег».

Ван опешил.

— Вы хотите сказать, все эти слухи…

— …по большей части правда. Один исследователь, занимавшийся разработкой шифровальной системы для «Красного Берега», в прошлом году эмигрировал в Европу и написал книгу. Она и послужила источником большинства известных вам слухов. Многие из участников программы «Красный Берег» живы до сих пор.

— Но это же просто… фантастика какая-то!

— Особенно если учесть, в какое время все это происходило… Невероятно!

Они поговорили еще немного. Ша спросил, что стоит за необычной просьбой Вана. Тот уклонился от прямого ответа, а Ша не стал настаивать — профессиональное достоинство не позволяло ему выказывать чересчур большой интерес к запросу, идущему вразрез с его научными познаниями.

Затем они часа два просидели в ночном баре для туристов. С каждой новой кружкой пива язык у Ша развязывался все больше. Однако Ван начал нервничать, вспоминая зеленую линию на мониторе. Когда Ша наконец уступил настояниям Вана вернуться в лабораторию, было без десяти час.

Прожектора выключили, и теперь лишенные подсветки антенны вырисовывались на фоне ночного неба плоскими двумерными силуэтами, словно ряд абстрактных символов. Все они смотрели вверх под одним и тем же углом, словно ожидая чего-то. От этой картины Вана пробрала дрожь, несмотря на теплую весеннюю ночь. Исполинские сооружения напомнили ему маятники в «Трех телах».