Грёзы третьей планеты - Коллектив авторов
– Да нет же, послушай! – с жаром убеждала девушка. – Они ошибаются! Мы можем вас спасти, только дайте согласие на переселение!
Но юный туземец лишь с достоинством качал головой в ответ.
– Нет, гх-м, о великая женщина, э-э, со звёзд, – гнусавил Митрич. – Мы, так сказать, видели то, что как бы знаете вы, когда, э-э… ну… во время ритуала. Но…
И тут Мириам не выдержала и без церемоний выгнала старика вон. И дело пошло быстрее, потому что Ыхым уже вполне сносно понимал человеческую речь, а его ответы девушка легко считывала по жестам и цветам эмоций.
Она увлечённо рассказывала ему о Земле, читала книжки с экрана монитора, а любопытный туземец заглядывал через плечо и сосредоточенно сопел над ухом. Потом он попросил бумагу и цветные карандаши и долго что-то рисовал, вздыхал, мусолил карандаш во рту, рвал листы и начинал снова.
* * *
– Семён Викторович, миленький, ну давайте возьмём Ыхыма с собой!
– Ох, Мириам, не терзайте сердце себе и мне… Вы не хуже меня знаете, что это невозможно. Даже если бы мы и захотели… Но модуль имеет только две противоперегрузочные камеры, каждая подогнана под одного из нас. Вне этих камер перегрузки просто убьют любого, будь то человек или туземец. Вернуться ещё раз мы не сможем, потому что топлива во всех спускаемых модулях только на один цикл посадка-взлёт. На орбитальном модуле тоже нет лишнего, мы выработали всё за время работы миссии. Энергии осталось только на один гиперпространственный прыжок до Земли. Увы… Мне очень жаль, Мириам, но поймите…
– Нет, это Вы поймите! Вы поймите, что он же совсем как человек. Ну, совершенно! А Вы… Вы убийца! Сколько ему останется?
– Ну, по прогнозам, от полугода до трёх земных лет до взрыва сверхновой… Но они же сами отказались. Сами! И поэтому мы вернули на Землю транспорт для переселения.
– Да мне плевать на них всех! Но я не могу допустить, чтобы мой мальчик сгорел в адском огне!
– Так, ну всё! – Красовский схватил девушку за плечи и сильно встряхнул. – Прекратите истерику! Вы исследователь. Учёный. А не тряпка половая.
– Полчаса до старта, – пророкотало под потолком. – Экипажу занять места в противоперегрузочных камерах.
– Всё, прощайтесь, Мириам! Через пять минут чтобы лежали в своей камере. Проверю.
Через иллюминатор Красовский видел, как согбенная фигурка туземца в подаренной Мириам куртке с накинутым капюшоном не оборачиваясь растворилась в предутреннем тумане. Сама девушка утопала в надувных перинах. Лицо её выглядело спокойным, глаза были закрыты.
«Вот и славно, – подумал Семён Викторович и отправился укладываться сам. – Но чёрт, что же так гадко на душе?..»
* * *
Модуль пристыковался к орбитальному одним из последних. Огромный дымчато-зелёный бок планеты закрывал полкосмоса. Красовский отправился проведать Мириам. Она всё ещё лежала в коконе, только рука выбилась наружу. Рука с четырьмя толстыми пальцами, на которых чётко виднелись присоски.
– Гы-мым! – золотистый от счастья Ыхым, растопырив щупальца, задорно выпрыгнул из камеры.
Потом он огляделся, словно кого-то искал, потускнел до серого, достал откуда-то смятый листок бумаги и, тыча в него пальцем, вопросительно замычал:
– Мы-ма?
На картинке, нарисованной цветными карандашами, очень красивая и удивительно похожая на себя Мириам стояла рядом с туземцем одного с ней роста на фоне неба с тремя лунами. «Ыхым», – жёлтыми буквами было написано рядом с туземцем. «Мама», – старательно выведено розовым под фигурой Мириам.
– Иннокентий! – Семён Викторович опустошённо опустился на стул. – Почему посторонние на борту?
– Ой… – смущённо пророкотало из динамиков.
Обломов style
Андрей Ваон
Я задержался на работе, поэтому Мелкого из садика забирал Васюлий. В техпаспорте на робота было написано «Вася», но сыну (да и мне иногда) нравилось звать его официально, слегка коверкая имя для интереса.
Домой я шёл пешком.
Снего-Песоцк был похож на остальные подобные городки. Тополя и липы вдоль центральной улицы; ближе к берегу, круто осыпающемуся песками в реку Взыгоща, росли смолистые сосны. Купол над городом стоял типовой, КСС-874, прозрачный с внутренним увлажнением и освещением. Двадцать четыре градуса по Цельсию днём, четырнадцать ночью. Лёгкий ветерок. Свет солнечного диапазона. Название только у городка было старинное. Вроде как на память о прежних, безкупольных временах, когда и снега были, и песок всамделишный, и река настоящая; осень сменяла зиму, лето весну. Или наоборот, я всё время путаю.
Васюлия я застал на пороге. Оттранспортировав Федьку, он отправился на задний двор – какие-то у него были вечно дела.
– Э, алё! – свистнул я. Перед женой противная железяка расшаркивается бархатным голосом: "Как пожелаете, Алёна Сергеевна", "Как будет угодно!" – а меня словно и не существует. Знает гадюка, что я на него сразу отказ написал; только вот в администрации города сказали – минимум один помощник должен быть.
Гадёныш полёт свой приостановил, повернулся моргалками и проблеял (я ж не Алёна):
– Нарушение уважительной тональности, отрицательные баллы в рейтинг.
– Да ты, мил человек, стукачок. – Я плюнул и вошёл в дом.
Дома́, надо сказать, тут неплохие. Наш точно хороший: два этажа, всё под настоящее дерево; детская, спальня, кабинет (издеваются) наверху; внизу огроменная гостиная, кухня-столовая. В подвале-цоколе все прибабахи для отопления (говорят, тут временами имитируют осень – и бывает днём не выше двадцати по Цельсию) и горячей воды. Я туда люблю лазить, шугать Васюлия. И он обиженно гундит про несанкционированное вмешательство в работу.
– И как там, в садике? Тебе нравится? – спросила Алёна, не отвлекаясь от экрана, маячившего посредине гостиной.
Федька снимал боты собственноручно, не желая управлять голосом, и запутался в застёжках. Я ему подмигнул, он моргнул в ответ и сказал:
– Нравится, ага. Там, мама, есть чёрные дыры!
Я замер.
– Да ты что? – Алёнин голос по обыкновению был ровным как доска.
– Да! – Федька, наконец, разулся. – В них что кинешь, пропадает навсегда.
– Хорошенькое для детишек развлечение, чего уж там, – проворчал я. – Привет. – Чмокнул жену в подставленную щёку и потопал наверх.
– Вадик, а ужин?
– Я на пять минут. Мне там надо…
А что мне надо? Зачем мне эти пять минут? От себя не убежать… Да, новый город, новые надежды. Ай-ай,
