Г. Цирулис - Мир приклюяений 1956 (полная версия)

— По дороге этот человек, кроме фамилии следователя, ничем не интересовался? — спросил капитан.

— Спрашивал, какой багаж украли. Ну я ему все расписал как следует быть.

— Будьте добры, пригласите сюда женщин, — попросил капитан Коробочкина, — а сами посидите в коридоре.

Катя подтвердила, что приехавший с ними человек — тот самый, который подошел к Ольге четвертого декабря вечером и, взяв ее под руку, пошел к поселку. Полина Ивановна признала в нем неизвестного, которого видела с Комаровой на улице Луначарского. Анна Ильинична решительно заявила, что этот человек не Семен Семенович. Она сидела в освещенном автомобиле, прямо против человека в шубе, пристально разглядывала его одежду, всматривалась в лицо, старалась уловить в его голосе знакомые интонации.

— Но, судя по тому, что вы раньше говорили, Семен Семенович похож на этого человека? — спросил капитан, удрученный ее заявлением.

— Может быть, но только фигурой, — ответила она. — Да этот же черный, а Семен Семенович русый, у этого бровищи, а у того волосики реденькие вместо бровей. И голос — ну совсем не тот! К тому же этот чуточку пришепетывает. И у этого на шубе воротник обыкновенный, а у Семена Семеновича — шалью.

Неизвестный в коричневой шубе вошел, закрыл за собой дверь и улыбнулся. Он выразил удовольствие по поводу того, что следователь сумел внушить свидетелям, как важно не раскрывать посторонним материалы следствия. По крайней мере, он по дороге в машине не получил ни одного внятного ответа на свои вопросы. Приехал же он по приглашению Коробочкина потому, что понял: каким-то образом дежурному по станции ставят в вину кражу багажа на Покровском-Стрешневе, а железнодорожник хочет оправдаться. По-видимому, это хороший, простой человек.

— И я по роду своей службы считаю нужным помочь ему, если смогу быть полезным, — закончил он.

Мозарин спросил: где служит свидетель. Тот вынул из кармана удостоверение, протянул его капитану. Офицер прочитал, что предъявитель документа — ревизор железных дорог Антон Васильевич Воробьев.

Мозарин спросил, с какой женщиной прогуливался Воробьев вечером четвертого декабря по Тургеневской и улице Луначарского? Ревизор ответил, что фамилии ее не знает. Он рассказал, что еще в прошлом году ездил навещать своих родителей, давно живущих в Покровском-Стрешневе. В вагоне против него сидела молодая женщина. Когда они вышли из вагона, оказалось, что им по пути. Они пошли вместе. Расставаясь с женщиной, ревизор и не думал, что когда-нибудь ее увидит.

Накануне Дня Конституции Воробьев снова отправился к родителям. В восемь часов вечера он распрощался с ними, чтобы поспеть на московский поезд. Идя по улице, он увидел ту женщину, свою попутчицу. Воробьев окликнул ее. Она шла на станцию. И он решил проводить ее.

— Фамилия этой женщины Комарова, — сказал Мозарин.

— Да что вы?! — воскликнул ревизор и развел руками. — Я слышал об этой трагедии. Спрашивайте, расскажу все, что знаю.

— Комарова не говорила, куда едет? — спросил капитан.

— Да, она сказала, что едет к подруге, километров за тридцать от Покровского-Стрешнева. Потом, разговорившись, сообщила, что через два дня отправляется в Свердловск на состязания фигуристок.

— Значит, вы привели Комарову на станцию и…

— Нет, не привел, — прервал его ревизор. — Когда мы подходили к станции, кто-то громко ее окликнул. Она обернулась, извинилась и ушла.

— Вы видели этого человека?

— Издалека. На нем была меховая куртка, спортивные брюки. Наверное, лыжник.

— А внешность?

— Такой плечистый парень. Ходит с развальцем. Смазливый.

— Комарова с ним ушла?

— Да. От станции они повернули влево. Пошли по тропинке к лесу…

Офицер проводил Воробьева в приемную и попросил подождать там. Потом поблагодарил Коробочкина, свидетельниц и отпустил их. Пройдя вниз к коменданту, он велел привести Комарова, одев его в спортивный костюм, куртку и шлем.

Спустя четверть часа конвоиры привели Комарова в одежде, какая была на нем четвертого декабря вечером. Ревизор сразу опознал в нем того человека, который на его глазах увел со станции Ольгу Комарову.

— Ложь! — воскликнул Комаров. — Как я мог очутиться на станции, когда в это время вел гимнастов в клуб?

— Вели, но не довели, — сказал капитан. — Вы передали команду старосте гимнастической секции и ушли.

— Да, ушел. Я забыл мою вечную ручку в РОНО, отыскал уборщицу, взял ручку и вернулся в клуб к началу выступления.

— Нет! Гимнасты начали выступать без вас.

— Я же готовил снаряды для второго отделения.

— Их нечего было готовить. Брусья стояли за сценой.

Офицер дал Воробьеву подписать протокол и, поблагодарив, отпустил его.

— Вы зря упорствуете, Комаров, — сказал капитан. — Вашу жену нашли далеко от станции и еще дальше от поселка. Она могла пойти в такую глушь только с человеком, которому вполне доверяла.

— А почему вы думаете, что жена только мне доверяла? Вы вцепились в свою версию и не хотите считаться с другими обстоятельствами. Но мне все это надоело. Я написал заявление прокурору и жду ответа.

Наглый тон Комарова возмутил Мозарина. Он знал, что с теми уликами, которые собраны против преступника, суд признает его виновным. Но Семен Семенович все еще находится на свободе. Кто он, где живет и что делает, пока известно только одному тренеру. Надо ждать, терпеливо ждать, пока Комаров не признается, что был связан с Якушиным. Капитан приказал конвоирам увести Комарова.

В эти зимние ночи с разных концов советской земли на московский телеграф по бильдаппарату или авиапочтой, в особых конвертах, поступали в адрес Уголовного розыска десятки фотографий адресатов Комарова.

В среду вечером Мозарин приехал в Покровское-Стрешнево. Анна Ильинична сидела в кресле у лампы под оранжевым абажуром и вышивала скатерть. Капитан извинился за свое столь позднее вторжение, попросил ее быть очень внимательной, сосредоточиться — дело идет об опознании Семена Семеновича! — и выложил на стол, одну за другой, фотокарточки. Анна Ильинична подолгу рассматривала их, откладывала в сторону и вдруг задержала взгляд на одной из них.

— Как будто этот похож… — в раздумье сказала она. — Только вот усики у него над губой…

Мозарин закрыл белыми полосками бумаги усики человека на фотоснимке. Анна Ильинична внимательно присмотрелась, потом закрыла глаза и наконец твердо сказала:

— Да, это он. Тот самый, что приходил к Комарову, назвал себя Якушиным Семеном Семеновичем.

На оборотной стороне рукой работника милиции было написано: “Василий Андреевич Константинов” и тут же сочинский адрес Константинова. Продолжая рассматривать фотокарточки, она опознала еще трех “Семенов Семеновичей”: одного — с консерваторским значком, другого — в цирковой униформе, и, наконец, третьего — в железнодорожной шинели; судя по звездочкам на петлицах воротника — инженера. Пока женщина просматривала еще раз все сорок восемь карточек, Мозарин прочитал фамилии, под которыми жил Семен Семенович: Гавриил Федорович Кашинцев — Ростов-на-Дону; Иван Алексеевич Горбунов — Ирбит; Геннадий Александрович Бакланов — Рязань. На оборотной стороне карточек было помечено, что эти люди выбыли из городов, где находились, а Бакланов умер год назад.