Кир Булычев - Два билета в Индию

Я не хотел быть невежливым, но я знал, что обычно Лариса уходила на работу в восемь или даже полвосьмого, ей ехать далеко, с пересадками.

Коридор был не очень узким, но темным, и потолок был высоко.

Вдоль всего коридора наверху, под потолком, висели велосипеды. Трудно поверить, но все эти велосипеды принадлежали одному человеку, бывшему чемпиону Москвы по шоссейным гонкам Никите Прузу по прозвищу Лаперуз. Он еще до войны оставил спорт, но с велосипедами расстаться не смог. Вот они и висели. Порой какой-нибудь велосипед, устав висеть, срывался, с грохотом падал на пол и катился своим ходом к входной двери или к уборной. Силикатная выскакивала из комнаты и начинала кричать, что она перепугана до смерти. Я уже года три ходил к Саше Сулиме и знал жильцов его квартиры и даже их отношения. Сам я жил в небольшой квартире из трех комнат. Две были наши, а в третьей жил папин заместитель дядя Саша Соколов. Потом, когда его арестовали, в его комнате стал жить завхоз из МГБ Борис и его жена, толстая Катерина. Они часто ссорились с мамой и грозились ее посадить, а нас с Наташкой отдать в детдом. Раньше, до того как папа ушел к тете Гале и стал почти наркомом, вся эта квартира принадлежала ему. Но всю ее нам он оставить не мог — кто бы разрешил нам втроем жить в отдельной квартире? Если бы мамин второй муж и мой отчим дядя Яша не погиб на фронте, все могло быть иначе. Дядя Яша стал бы академиком, и у нас была бы отдельная квартира. Но он погиб буквально в последний день войны.

Лариса Петровна пошла впереди.

Я видел, что она недовольна моим приходом.

Это видно было по ее спине.

Но я был не виноват, мы еще вчера договорились.

Сашка завтракал. Он ел котлеты с картошкой. Я сглотнул слюну. У нас дома мяса не было, и утром мы с Наташкой ели овсянку. Я ее и тогда не любил, и сейчас не выношу.

— Я уж решил, что ты передумал, — сказал Сулима.

Я довольно высокий, но Сашка выше меня на пять сантиметров. Он третий в классе по росту.

Пушка была завернута в газету, я поставил ее на стол.

— Ты потише, — сказал Сашка, — там спят.

Он показал на ширму.

У Сашки с Ларисой большая комната с высоким потолком. В ней два окна. Окна выходят на бульвар, и перед ними видны ветки деревьев бульвара.

Я знал, что за ширмой стоял диван, на котором спала Лариса. А Сашка спал на другом диване, слева от двери.

Я удивился и от удивления сказал глупость:

— Ты что! Я твою маму видел. Она мне дверь открывала.

— Там не мама, — ответил Сашка и стал разглядывать пушку, словно от ее состояния зависела судьба сражения.

Я решил, что он шутит. Иначе я бы так не поступил.

Я шагнул к ширме и заглянул за нее.

На диване, под одеялом, лежал незнакомый мне мужчина.

Он не спал. А может, спал, но почувствовал, что я гляжу на него, и открыл глаза.

— Что? — спросил он. — Вставать пора?

— Извините, — сказал я. Мне еще скандала не хватало! — Я не знал, что вы спите, Сашка так сказал, что я подумал, он шутит, понимаете?

— Ты чего туда полез? — Сашка был смущен.

— Убери ширму! — приказал мужчина. — А то мне темно.

Сашка стал помогать мне сложить ширму, а тут пришла Лариса и спросила мужчину:

— Выгнать мальчишек?

— А чего их выгонять? — возразил мужчина. — Они мне не мешают.

Будто он сидел за столом в костюме и галстуке, а не лежал на диване и голая нога не высовывалась из-под одеяла.

Я вдруг подумал, что если бы это случилось у нас дома, моя мама умерла бы со стыда. Представляете, у нее мужчина ночевал, а утром он лежит и не стесняется. Он же — Любовник!

Не такой уж я был ребенок, чтобы этого не понимать.

— Как тебя зовут? — спросил мужчина.

Лариса принялась накрывать на стол. Для себя и мужчины. Сашка отошел к письменному столу и взял с собой фанеру и пушку.

— Игорем, — сказал я.

— Хорошее имя. Веселое.

У мужчины были черные волосы, и, хоть он был еще молодой, справа в волосах была белая прядь. Седая. Такого я раньше не видел. У мужчины было смуглое лицо, как у цыгана, карие глаза, большой острый нос и губы как будто нарисованные — так дети рисуют улыбку.

— Вставать будешь? — спросила Лариса.

— Обязательно, — сказал мужчина. Как будто хотел от нее избавиться. По крайней мере, мне так показалось. — В солдатики играете? — спросил мужчина у меня.

— Это особенные солдатики, — я оправдывался. — Это как бы модели.

— А еще чем занимаешься в свободное от учебы время?

— Я марки собираю, — сказал я.

Когда с тобой серьезно разговаривают, ты тоже так разговариваешь.

Впрочем, никому на свете не было дела до того, что я собираю. Как-то раз во время визита к отцу я завел было разговор о марках. Я решил, что папина организация получает много писем. И если с них папа будет срывать для меня марки, я сказочно разбогатею.

Папа же слушал мои рассуждения, словно терпеливо ждал, когда я кончу нести чепуху. И тут же спросил, какие у меня отметки по русскому языку. И я больше о марках с отцом не разговаривал.

— Я тоже когда-то собирал, — сказал мужчина.

— Артем, — недовольным голосом произнесла Лариса. — Надо и меру знать.

— Я во всем знаю меру, — сказал мужчина. — Ты могла в этом убедиться сегодня ночью.

— Артем!

— Сорок лет как Артем.

Он откинул одеяло и уселся на диване.

Он был в одних трусах. А трусы у него были короткие и белые. Я таких раньше не видал. Ведь трусы бывают синими или черными и, конечно, длинными. Тоже мне, подумал я, на таких трусах любую грязь сразу видно.

А ноги у Артема были жилистыми, тонкими и волосатыми.

Меня смущало его спокойствие. Он вел себя так, будто был один в комнате.

Лариса положила рядом с ним халат. Я сразу догадался, что халат остался от Сашкиного отца.

Но Артем не спешил вставать.

— Игорек, — спросил он, — а тебе что-нибудь для твоих марок нужно?

— Иди, вот тебе мыло, — сказала Лариса. — А вот полотенце. Оно чистое.

Артем накинул халат.

— Проводи, — приказал он Ларисе.

Лариса пошла с Артемом в коридор.

— Он вчера в первый раз пришел, — сказал Сашка. — Я его и не видел. Он меня тоже спрашивал. А я ничего не собираю. Он тогда спросил о моей мечте.

— И ты ему про парашют сказал?

— Сказал.

— А ты хочешь, чтобы он всегда у вас жил?

— Конечно, Ларисе тяжело, — сказал Сашка. — Совсем одна, а зарплата небольшая.

Сашка вздохнул.

Потом Сашка начал набивать пушку серой со спичек.

В коридоре раздался грохот.

— Ну вот, — сказал Сашка.