Сара Чемпион - Диско 2000

— Виски. Выпей.

— А, да. — Джош оборачивается к Ларе. — Это виски, выпей его.

Ее лицо просветлело: — Ага! Ну, давай, что ли, выпьем.

Стакан с «Джеймсонсом» обходит всех, а вместе с ним — сообщение о том, что время пришло. Сообщение достигает сидящего на колонках Кэла — тяжелые пульсации постепенно мутируют — невероятным образом — в такую простенькую штуковину типа «струнный оркестр и примадонна». Вспыхивающие в наших головах огоньки заполняют комнату. В затянувшееся последнее мгновение мы обретаем покой.

11.59 пополудни

Алекс проникает взглядом сквозь ширму черных, как смоль, волос. Он в курсе. Карен в последний раз облизывает губы Тэда. Она готова. Рэндалл вытирает пот со своих безумных глаз, будто о чем-то умоляя. Наклоняется вперед, втягивает шею, ладони разжаты, голова опущена на голую грудь. Губы с минуту ласкают кольца в соске, потом он возвращается.

По комнате змеятся струи энергии, а мы готовимся к постижению. Числа множатся, и мы чувствуем, что время пришло, заполняя пустые пространства комнат, до тех пор, пока пустых пространств не остается, а остается лишь предвкушающая сладострастие плоть.

Дверь дома распахивается, открывая удивительно знакомое зрелище девяти людям, которые в первый момент не решаются войти. У одной из пришельцев, у женщины в рыжем комбинезоне, на руках ребенок. Капля дождя падают ей на челку, ее глаза говорят:

— Пора

По всему городу, мы замираем, по-прежнему потягивая портер с долькой лайма, и на секунду поднимаем головы в уверенности, что слышали нечто вроде призыва к оружию.

11.59:59 вечера.

Я снимаю палец с кнопки «пауза».

Пол де Филиппо

Говорила мне мама, не ходи

— Ты что, еще не кайфуешь, Лорен?

Я медленно поднял голову. Такое ощущение, будто она чужая. Какого-нибудь садомазохиста, который набил ее песком, использовал язык вместо половика, глазницы — вместо ванночек для реактивов, после чего выставил ее под холодный осенний дождь.

Надо мной возвышалась Энн Мари, хозяйка дома, со стаканом в руке. Море спиртного, поглощенное минувшей ночью, почти не убавило ее неиссякаемого жизнелюбия.

— А что, разве я похож на человека, который «уже кайфует», Энн Мари?

Я сидел на полу, в углу гостиной Энн Мари, обхватив руками сжатые в коленях ноги. На мне был замызганный пиджак, который я носил целую неделю, причем сутки напролет. Мои волосы походили на стог сена, накиданный каким-нибудь особо бестолковым представителем семейства Сноупсов. Заросшая щетиной физиономия была заляпана сохлой горчицей — следы стабильно составляющих мой рацион лоточных хот-догов.

Вокруг кружило и пузырилось, булькало и бурлило, пенилось и хохотало, вопило и визжало, дышало и гоготало, тренькало и крушилось всенародное мероприятие под названием тусовка.

Я оказался на вечеринке, вовсе не собираясь веселиться.

Энн Мари пыталась сфокусировать на мне свои поблескивающие бурундучьи глазки, и в итоге, очень по-женски сосредоточившись, преуспела.

— Гм, ну если на то пошло, Лорен, то я видела тебя и более веселым, и уж конечно более нарядным…

Из дальней комнаты донесся звон разбивающегося стекла, за ним — визг, крики «ура», и, похоже, треск срываемых с карнизов занавесок.

— Энн Мари, — сказал я устало, — а может, вам лучше пойти проведать остальных гостей? Они, сдаётся, крушат ваше распрекрасное жилище.

Кажется, это было сказано об одном из наиболее скудоумных королей Англии: «Будьте осторожны, подавая королю какую-либо идею, ибо, однажды заронив в его голову, ее едва ли возможно извлечь обратно». Энн Мари, особенно после обильного возлияния, была не менее твердолобой. А я в тот момент был единственным объектом ее внимания.

— Ах, да мне на все наплевать, — радостно сказала она. — На эту ночь я купила специальную праздничную страховку. В конце концов, не каждый день доводится встречать новое столетие.

— Замечание проницательное и бесспорное, Энн Мари.

— Видишь ли, мне плевать, кто сегодня чем занимается, главное, чтоб все ловили кайф!

Именно поэтому я о тебе и беспокоюсь. Ты же явно кайфа не ловишь!

«Кайф» — это понятие в голове моей больше не укладывалось. Теперь мне с горя начало казаться, что я вообще никогда не понимал этого слова. Я сомневался, что хоть кто-нибудь его понимал. Мне хотелось одного — чтоб меня оставили в покое до полуночи. Столкнувшись взглядом с Энн Мари, я попытался заложить в нее эту мысль.

— Энн Мари, вы знаете, зачем я пришел на вашу вечеринку?

— Как зачем, ну, разумеется, затем, чтобы кайфовать с друзьями.

— Нет, Энн Мари. Когда-то, возможно, я приходил именно за этим, но сейчас, увы, нет. Я пришел, Энн Мари, лишь потому, что вы живете на сорок девятом этаже.

Совершенное замешательство тотчас преобразило физиономию Энн Мари — так, будто она была куколкой с кнопкой на спине, с помощью которой можно переключать выражение лица.

— Отсюда хороший вид на город, Лорен, но вы его уже сто раз видели…

— Сегодня ночью, Энн Мари, я намерен увидеть его, как вы бы сказали, «лично и непосредственно». В полночь, когда все будут отмечать начало чудесного столетия, я намерен открыть вашу стеклянную дверцу — допустим, что никто из этих «заядлых тусовщиков» не успеет ее разбить — в ином случае я просто перешагну раму с торчащими из нее осколками — и окажусь на том маленьком участке голого бетона, который по вашему настоянию называют «патио», и с обрамляющих его перил немедленно брошусь в открытое пространство, покончив, таким образом, со своей окончательной и бесповоротной ничтожностью.

Кто-то нажал на кнопочку на спине Энн Мари, и на ее лице вспыхнула маска изумленного неприятия.

— А вы представляете, Лорен, какой переполох поднимется среди тех, кто будет в это время кайфовать?

— Я и сам не очень-то тверд в своем намерении, Энн Мари. Но, по-моему, это единственное, что мне остается.

Энн Мари уселась возле меня на корточки, попутно омочив мне брючину содержимым своего бокала. Плевать.

— Ну, расскажи старушке Энни, что произошло, Лорен. В чем дело?

— Все очень просто. Ровно неделю назад вся моя жизнь рассыпалась как дешевые наручные часики. На протяжении одного часа от меня ушла Дженни и я был уволен с работы.

— То-то я думаю, она с тобой не пришла. А что случилось?

— Да я до сих пор не знаю. Вернулся домой и обнаружил записку. Она гласила, что Дженни улетает в Лос-Анджелес с неким Рейнальдо.

— Ну и дела. Ты знал про этого Рейнальдо?

— Она уверяла меня, что это все несерьезно.

Я закрыл лицо руками и секунд тридцать слушал, как кто-то скулит, пока не понял, что это я сам скулю.