Брайан Стеблфорд - Город Солнца

А если так, то каков был шанс избежать катастрофы?

{Они}, очевидно, продолжали сохранять надежду. Стрела не была пущена. Другая спасла мне жизнь. Я был волен вернуться на корабль, неся с собой и плохие новости и настоятельный призыв. Но это у верующих надежда всегда умирает последней. Поскольку они считают себя правыми, и в глубине души они верят, что и все остальные должны видеть их правоту. Упорный отказ разделить их веру, в конце концов, начинает казаться им обычным упрямством, которое они готовы наказать... из самых чистых побуждений.

Я отчаянно пытался найти надежду, которая была бы под стать надежде Слуги.

Но я, несчастный сомневающийся, не мог найти её.

Просто казалось, что её нет.

Я вернулся на "Дедал" поздно вечером, сразу с наступлением темноты. Я стянул в шлюзе свой порванный костюм и с готовностью подвергся полной - и довольно неприятной - процедуре обеззараживания. Затем одел новый костюм. Я был уверен, что он не был необходим, но ради того, чтобы не пренебречь даже малейшим шансом, а также для спокойствия остальных это казалось наиболее правильным.

Меня ждал не совсем комитет по встрече. В главном отсеке находились только трое - Натан и Мариэль, которые сидели перед стопками бумаг, и Пит Ролвин, который потягивал кофе. Однако, они прекратили свои дела, когда я вошёл внутрь.

- Привет, Алекс, - сказал Натан. - Путешествие прошло нормально?

- Нет, - сказал я.

- Нашёл что-нибудь на корабле?

- Ничего. - Я сел.

- Что случилось с твоей ногой? - Спросила Мариэль.

- Я свалился со своей лошадки... прямо на рог. Но это ерунда. Тошлько пощипало немного во время обеззараживания.

Её глаза заглянули в мои, пронизывая насквозь. Она отодвинула свои бумаги в сторону.

- Я позову остальных, - сказала она.

Её тон сказал Натану, что сейчас было не время слушать в пол-уха. Он положил свою ручку и начал собирать бумаги в стопку.

- Дашь мне немного кофе, Пит? - Сказал я. - В тюбике. Мне нравится слишкам сёрбать... Уж лучше я продавлю его сквозь фильтр.

Он протянул мне тюбик. Мариэль привела из лаборатории Конрада и Линду. Они выглядели так, словно долго и напряжённо работали. Карен появилась со стороны отсека управления.

Я вкратце изложил им всю историю, не беспокоя особенными живописными подробностями. Главное внимание я уделил тому, что имело первостатейное значение. Выводы они могли с таким же успехом сделать сами. Это должны были быть те же выводы, которые пришли мне в голову утром. Я больше не был так уверен, что это были правильные выводы, но они были достаточно очевидными.

- Они были глупцами, полагая, что смогут скрыть это от нас, сказал Натан, когда я закончил.

- Почему же, - ответил я. - Если бы не случайность...

- Мы бы и сами догадались, - сказал он уверенно. - Это было совершенно очевидно, всё указывало на это. Если бы не естественная предубеждённость в наших рассуждениях, мы бы всё увидели в правильном свете. Этот барьер не мог продержаться двадцать дней.

- Я не вижу, чтобы это слишком меняло положение вещей, - сказала Мариэль. - Конечно, центральная проблема остаётся. Облмдает ли паразит независимым сознанием? Активен ли он в групповом сознании или пассивен? Являются ли люди контрнолируемыми... управляемыми... манипулируемыми... или нет?

- Это может быть и остаётся центральным вопросом, - задумчиво сказал Конрад. - Но всё может оказаться теперь более трудным. Я имею в виду не более трудно нам ответить, поскольку в любом случае у нас теперь несколько больше шансов найти ответ, но более трудно задать вопрос. Он может в значительной мере утратить свой смысл. Пока мы думали об отдельных человеческих разумах, похожих на наш собственый, было достаточно просто представить себе состояние свободы и состояние подчинённости внешней силе или управляющему сознанию. Мы воспринимали ситуацию применительно к себе - используя свой образ существования в качестве отправной точки.

- Теперь эта отправная точка больше не подходит. Мы говорим теперь о едином колективном сознании... о Самом с большой буквы, со всем, что за этим следует. Если мы говорим теперь: "является ли человеческий элемент коллектива доминирующим или подчинённым?" мы пытаемся сделать выбор из двух состояний, которые являются, на сколько мы можем судить, почти немыслимыми. Вопрос переносится {полностью} на почву домыслов. Как мы можем осмысленно обсуждать это?

- Да ладно вам, - сказала Карен. - Всё это высокие слова. Не стоит заниматься философским пустословием. Вопрос был и остаётся достаточно простым для того, чтобы его можно было задать, даже, если на него не так-то просто ответить. Находятся люди под контролем или нет?

- Нет, Карен, - сказал я терпеливо. - Конрад прав. - Было достаточно просто сказать "находятся ли люди под контролем?", когда мы думали, что знаем, кого имеем в виду, говоря "люди"... что это совокупность индивидуальностей, множественное число "личности". Но теперь мы больше этого не знаем. "Люди" теперь не множественое число, а единственное. Сам это не просто надуманная метафора... это нечто реальное. Теперь мы {знаем}, что личности в городе подчинены - что над ними доминирует сознание, которое не является их индивидуальным сознанием. Но мы не знаем и не можем знать какого рода это сознание или на сколько полон его контроль. Мы не знаем, есть ли какая-либо разница между своего рода разумом роя, которым они обладают, и отношениями типа рабы-господин, которые мы предполагаем. Является ли одно тем же, что и другое? Действительно ли одно является таким же злом, или таким же благом и преимуществом, как второе? То, на что Конрад пытается обратить наше внимание, это что наше {суждение} о ситуации больше не является трезвым, поскольку мы больше не обладаем точкой отсчёта для него. О личном рабстве или свободе мы можем осмысленно сказать "это плохо" или "это хорошо", поскольку мы обладаем своим собсвенным состоянием и опытом в качестве стандарта для сравнения. Здесь же мы лишены этого.

- То что вы говорите, по существу, заключается в том, - сказала Карен, - что больше не важно, управляет ли паразит. Даже, если и нет, эти люди всё равно остаются рабами... марионетками, пляшущими на своих тоненьких чёрных ниточках.

- Это метафора, диктуемая эмоциями, - сказал я. - Но верно, то, что мы говорим, означает примерно это.

- Тогда наша ситуация без сомнения проясняется, - сказала она. Нам больше не нужно беспокоиться о том, обладает ли паразит собственным сознанием. Это не важно. Мы в любом случае собираемся его уничтожить.

- Нет, - сказал я. - Как раз наоборот. Мы больше не способны вынести суждение об этой ситуации. Мы {не можем} решить уничтожить эту штуку... даже, если бы могли.