Сергей НАУМОВ - Iskatel 1979 3
С трудом миновал болото. В кровь порезал руки осокой, намок по пояс и перепачкался липкой грязью. Впереди, отбрасывая густые тени, заредел лес, налитый шорохами, духом близкого моря и тревогой.
Под ногами заскрипел перемолотый волнами ракушечник, загремела обкатанная морем мелкая галька. Добежал к большой гранитной глыбе, постоял, прислушиваясь, и сполз спиною по камню к земле. Песок вокруг гранитного обломка был пересыпан блестящими чешуйками. Вышелушивали их из камня цепкие корни мхов, выбивали крепкие удары солнца и мороза. И уже волны и ветры разносили окрест искрящееся слюдя– кое богатство.
…И зыбко закачалась перед глазами Розенкранца приманка, о которой горячим шепотом заливал уши английский посланник. Она виднелась такой же искрометной, но только звонкой и тяжелой, мягкой на зуб и даже сладкой на привкус. И уже не слюдяные блестки взвихривались ослепительными прядями из-под обода закатного солнца — перед смеженными ресницами плясали золотые луидоры, рубли, кроны, франки… От близости этого червонного огня датчанину стало жарко. Он уже не чувствовал холода, источаемого ослизлым камнем…
Когда над морем тускло вызвездило, Розенкранц осторожно стал пробираться по песчаным наволокам к западной оконечности мыса, откуда за качавшимся туманом были видны россыпи света шведских кораблей.
Теплая ночь обещала погоду. Под неярким светом" месяца бархатно заблестела на земле темнота. В этой темноте и пропал беглец.
Русских постов поблизости не оказалось. Послушав текучий шум воды, датчанин окунулся по пояс. Плыл долго и тихо, без всплесков, потом различил впереди силуэт сторожевой шлюпки, растянутый неясным лунным светом. Глухой простуженный голос окликнул по-шведски из вязкой темноты:
— Кто плывет?
— Свои! — захлебываясь, отозвался Розенкранц, хватаясь за борт рубчатыми и пухлыми, как у утопленника, пальцами.
Поджидавшие в лодке матросы проворпо вытащили его из воды. Лица шведов были суровы и недоверчивы — готовые на все.
— Пароль? — спросил угрюмый длиннолицый матрос, держа руку на рукоятке кинжала.
— Месть принцессы! — пролепетал Розенкранц, стуча от холода зубами.
15Сэр Рой Дженкинс угрюмо осмотрелся.Каюта шведского адмирала Ватранга на фрегате «Бремен», пропахшая морем, кнастером и одеколоном, напоминала кабинет редкостей: дорогая мебель, бронза, штофные и гобеленовые обои, итальянские картины.Ватранг, надменно-гордый, стоял у клавесина — в синем суконном камзоле с блестящими пуговицами, при кружевном галстуке и в ботфортах с твердыми негнущимися раструбами. На бедре — длинная, в дорогих ножнах, шпага, руки заведены за спину. И одежда и поза — точь-в-точь Карл XII на портрете, такие же и глаза — строгие и несколько рассеянные. Снимая перчатки, Дженкинс холодно улыбнулся.
— Адмирал! Мой приезд для команды фрегата должен оста ваться в тайне. Я — частное лицо, скажем, торговец шерстью. Мистер Гаукинс или кто-то в этом роде…
Ватранг снисходительно оглядел англичанина.
— Хорошо, хорошо.
— На корабле есть пастор, господин адмирал? — в глазах британца блеснула хитрость.
— Кажется… Да, есть, недавно прибыл из Стокгольма.
— Я с ним хотел бы повидаться.
Адмирал тихо и властно позвал дежурного офицера. Мягко скрипнула дверь каюты.
— Прислать ко мне пастора! — приказал Ватранг, не пово рачиваясь к вошедшему.
Толстый офицер оглядел гостя и, звякнув саблей, вышел.
— Вы, мистер Гаукинс, прибыли ради встречи с пасто ром / — спросил Ватранг.
— Скажите, господин адмирал, — ответил Дженкинс вопро сом на вопрос, — вы внимательно наблюдаете за Петром?
— Еще бы! — у адмирала заметно порозовели щеки: вопрос был бестактным. : — Мне известен каждый его шаг.
— Где же сейчас этот незадачливый мореход?
—А разве этого не знает английский король? В Ревеле.
—Вы в этом уверены? — дипломат ладонью прикрыл лицо, чтобы скрыть смеющиеся глаза.
—Из порта не выходил ни один корабль.
— И все-таки его там нет. ^
— Не может быть! — горласто и трубно вырвалось у Ват ранга.
— Странная у вас уверенность, господин адмирал, — избе гая испепеляющего взгляда Ватранга, Джепкинс рассеянно за гляделся на итальянские картины.
Ватранг потяпулся за табакеркой, жадно втянул ноздрями острую пахучую пыль и едко пошутил:
— Значит, он в другом месте! — чихнул громко, неуважи тельно — в сторону Дженкинса, в удовольствии блеснул еле зой и помял переносицу пальцами. И, теряя самообладание, продолжил, скрытно злобясь. — Это вы, англичане, помогаете ему во всем! Почему продаете Петру свои корабли?
— Продажа — суть дело коммерции, господин адмирал, — с кислой физиономией ответил дипломат. — А политика на чинается там, где купленный фрегат идет ко дну… Почему вы до сих пор не перетопили русские корабли?
— Почему?! — швед вскочил и зашелестел по коврам тяже лыми ботфортами. — Потому, что до этого лета у России не было флота! И, во-вторых, до сих пор мы возились с войсками Петра на суше. Вы забыли, мистер Джепкинс… то есть Гау-
'Й^ВсХавились под Полтавой, — бесстрастно ввернул Дженкинс.Ватранг задохнулся — по щекам пополз бледный разлив.
— Я перетоплю русские галеры! Клянусь священным именем короля! Про Полтаву все забудут!
Джонкинс молодо засмеялся.
— На Руси справедливо говорят — не хвались, идучи на рать! Мысль проста и мудра чрезвычайно, не правда ли?
— На суше — может быть, — с холодной язвительностью отрезал Ватранг. — Но Тацит писал: «Каково начало войны, такова и слава о ней!» — швед явно смаковал ответ. — Поло жение галерного флота Петра напоминает судьбу зверя, попав шего в яму.
Дверь каюты плавно и широко открылась. В плохо освещенном проеме забелело удлиненное лицо, обрамленное вьющимися волосами. Тускло блеснула широкая пасторская сутана. Сафьяновый носок сапожка медленно и величаво пересек на полу черту света и тени. Пастор величественно приблизился, ослепительно засияла пышная сутана, осветились волосы, разметанные по точеным плечикам. Изумрудные, чуть удлиненные глаза святого отца смотрели отрешенно, поверх голов.
Ватранг встал и деревянно подошел под благословение. Напустив непроницаемый вид, произнес вяло:
— Знакомьтесь, святой отец, — мистер Гаукинс, купец из Манчестера, торгует шерстью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
