Сергей Палий - Изнанка

Рысцов очнулся от невыносимого зуда в шее. Не открывая глаз, повернул голову и застонал от дикой боли – стрельнуло по всему позвоночнику до самого копчика. Он перевернулся на спину и приподнял веки... «ОТК-6524-89» – надпись была выведена черной краской на выпуклом фанерном квадрате. Он снова захлопнул глаза. В голове будто разворачивался танковый корпус, громыхая гусеницами и брызжа во все стороны соляркой... От проплывшего в памяти слова «солярка» Валеру чуть не вырвало, и он глубоко задышал, сдерживая бульканье в пищеводе.

Спустя пять мучительных минут им было выяснено следующее: надпись на фанере принадлежит днищу старого стула, сам он пришел в себя под данным стулом, из одежды на теле присутствуют только носки и розовый бюстгальтер, туго замотанный вокруг левого бицепса, вокруг воняет прокисшим пивом, Шуров лежит неподалеку вперемежку с двумя одеялами и тремя женщинами...

– Ар-г-х... – попытался позвать Рысцов, медленно выбираясь из-под стула. Закашлялся до хрипоты и, прочистив горло, повторил: – Артем...

Ответа не последовало. Он поднялся на ноги, придерживаясь за край журнального столика, замызганного чем-то липким, и осмотрел комнату, старательно фокусируя взгляд.

Такого Валера не видел со дня обмывания своих капитанских погон в ментовке. Да и тогда, помнится, зрелище утреннего разгрома внушало побольше оптимизма... Теперь – лишь скепсис.

На свободных от тел и одежды участках пола стояли граненые стаканы – штук десять, – каждый из которых был украшен компакт-диском с выломанным сектором. На манер дольки лимона. Взяв один из них дрожащими пальцами, он прочел: «Великие композиторы. Более шестнадцати часов музыки». У кого-то нездоровая фантазия, однако... Кресло, заляпанное бурыми пятнами, показывало языки поролона и кренилось на один угол по причине сломанной ножки; системный блок компьютера помигивал красным огоньком и жалобно шуршал кулером блока питания, а отключенный интерфейсный кабель монитора был завязан на узел «булинь»; на кровати отсутствовал матрац, обнажая проломленную в центре деревянную поверхность; неизвестно откуда взявшиеся воздушные шарики разноцветными каплями пристали к потолку, обрамляя люстру, на железном изгибе которой одиноко висел использованный презерватив; возле двери на балкон валялась дешевая гитара явно не местного происхождения. Апофеозом панорамы была коряво выведенная красным маркером надпись на плоском стекле будильника: «Время – по Гринвичу».

Стало быть, в Москве сейчас... два часа дня.

Подойдя к узлу из человеческих туловищ, в середине которого в позе ушуиста-имбецила, по-детски выпятив губы, возлежал Шуров, Рысцов вгляделся в помятые лица. Насти среди них не было. Может, на кухне?..

«Нет уж, – мысленно отогнал он мимолетное желание удостовериться в этом. – Вида кухни я сейчас не вынесу...»

И тут взор Валеры упал на С-визор... точнее – на его труп. Темно-каштанового цвета пластик недавно приобретенной «Соньки» последней модели был буквально раскрошен, обнажая окоченевшие внутренности. Несколько раскуроченных микросхем валялись возле изголовья кровати. Матерь божья! Он же почти четыре штуки стоит!..

Сдерживая нахлынувшую ярость, Рысцов присел на корточки рядом с Шуровым, чуть не блеванув от резкого движения, и тряхнул того за плечо.

– Эй! Подъем! – крикнул он. – Тема, кто С-визор расколотил?

Артем забормотал что-то во сне, пуская пузыри и строя кислые рожи.

– Шуров, твою мать! Вставай! – заорал Валера.

Из-под волосатой руки выглянуло недовольное личико Наташи, хлопнуло короткими ресничками и снова спряталось. Леля, Катя и Артем не отреагировали. Рысцов, чувствуя, что сатанеет, принялся довольно грубо извлекать Шурова из комка плоти и одеял. Тот вначале не подавал признаков жизни, но в какой-то момент вдруг заметался, сноровисто вывернулся из захвата и сел, непонимающе уставившись на озверевшего приятеля.

– Чо? – спустя десять секунд выдавил он, по очереди протерев правым кулаком опухшие глаза.

– Через плечо! – рявкнул Валера. – Кто С-визор мой изуродовал?!

Шуров, все еще слабо контактируя с внешним миром, мотнул головой и, ойкнув от пертурбации мозга в черепе, снова тупо вылупился на Валеру.

– Я сейчас тебе... – Далее Рысцов в абсолютно нелитературной форме перечислил число и степень увечий, которые он готов был нанести другу. Основная их часть затрагивала генитально-половые участки организма.

– Чего ты ругаешься так некрасиво... – борясь с подступающей икотой, промямлил Артем, и в его матово-серых зрачках наконец затеплилось осмысление происходящего. – Ты сам прибор разрушил, придурок...

– Чего?! Да я... – Валера даже задохнулся от гнева, не находя слов.

– Чего-чего! – гнусаво выкрикнул Шуров, совершая замысловатые движения онемевшей левой рукой. – Не знаю, что на тебя нашло... Схватил молоток и давай хреначить! Я насилу инструмент у тебя отобрал, чуть думалки не лишился – это ж надо было так махать! Прямо монах шаолиньский какой-то... – Артем злобно глянул на него исподлобья. – Иди, если не веришь, отпечатки пальцев сними. Я под ванну от греха подальше твою кувалдочку заныкал.

Вот те на. Рысцов обескураженно посмотрел сначала на Шурова, потом на кусочки микросхем возле кровати и наконец на свои ладони... Инстинктивно спрятал их за спину, будто сам испугался. Напрягся, сглотнул, медленно проговорил:

– Я это... действо как-нибудь комментировал?

– Да конечно, жди... – развел руки Шуров, левая все еще плохо его слушалась. – Если б хоть что-то сказал, я мог бы на бесшабашность списать или на шутку нескладную. А то с цементной физией как пошел молотить! Словно вселился кто в тебя! Девки визжат, грохот несусветный! Я, честно говоря, всерьез испугался. С тобой все в порядке? Чего это ты разошелся? Вообще ничего не помнишь?

– Ни черта. Вакуум.

– А, ну тогда ладно. – Артем заметно расслабился и внезапно оглушительно хрюкнул. – Ох ты, епть... Коли ни фига не помнишь, значит, обыкновенная белая горячка. Delirium tremens. Не бери в голову, хотя, конечно, за аппарат обидно – дорогой был... У меня один приятель есть, так он однажды нарезался до такой степени, что к нему пришла настоящая, как сам утверждает, белка. Крупная, говорит, такая, с человека ростом. На лыжах, с рюкзаком. И они с этой белкой-переростком полтора часа разговаривали о туризме... Так что ты, получается, еще не безнадежен.

Рысцов попытался пригладить торчащие в разные стороны волосы и тихо сказал:

– Да уж...

– Как ты с Настей-то развлекся? Я тебе говорил, что такие молоденькие – самый сок? Теперь веришь? – шепотом поинтересовался Шуров, косясь на устало посапывающих девушек за своей спиной.