Джон Ринго - Дорога на Дамаск

— Вы часто будете чувствовать себя совершенно разбитой, — сказал ей врач. — Не расстраивайтесь. Это ваш организм приводит себя в порядок. Потерпите. Скоро все пройдет, и вы почувствуете себя даже лучше, чем прежде.

Кафари сомневалась в том, что когда-нибудь почувствует себя хотя бы не хуже, чем прежде. Она часто не узнавала себя в зеркале, особенно свои глаза, чей холодный взгляд теперь нередко смущал даже видавших виды мужчин. Прежняя Кафари осталась где-то позади, в дыму и грохоте взрывов.

По сравнению со многими джефферсонцами потери Кафари можно было назвать незначительными. Девушке повезло намного больше, чем ее знакомым. Родители Кафари остались в живых. В то злополучное утро они отправились к ее дедушке и бабушке, которые жили на ферме в самом конце Сорсийского ущелья. Погибло ранчо Чакула, а вместе с ним — и два ее брата, но почти вся остальная родня Кафари уцелела.

Родители, кузены, тети и дяди — все они навещали ее в мэдисонской больнице, а потом, три недели спустя, приехали в столицу, когда президент Лендан вручал высшие награды героям отгремевшей битвы и родственникам погибших бойцов. Дядя Кафари Джаспер Шатревар, командовавший сухопутными подразделениями Сил самообороны Джефферсона, погиб в бою вместе с тысячами солдат, защищавших северо-западную часть столицы. Он был посмертно награжден Золотой президентской медалью «За отвагу», которую Абрахам Лендан вручил его вдове и сыну. Тетя Рета плакала не переставая, удержаться от слез не могла и Кафари.

Потом президент назвал ее имя, а также имена Дэнни и Айши Гамаль. Пораженная Кафари подошла вместе с Айшей и ее сыном к ступенькам, ведущим на помост, где их ждал президент. Поднимаясь наверх, Кафари и Айша держались за руки.

— За мужество в бою, — говорил президент перед камерами, транслировавшими церемонию награждения на всю планету, — и за беспримерную находчивость в сложнейшей ситуации, спасшую, в частности, и мою жизнь, за стойкость и выдержку имею честь вручить эти Золотые президентские медали «За отвагу» Кафари Камаре, Айше Гамаль и Дэнни Гамалю. Если бы не они, меня бы сейчас здесь не было!

Депутаты джефферсонского парламента разразились аплодисментами, а президент надел на шею Кафари ленточку с медалью.

— Молодец! — еле слышно прошептал он, пожимая девушке руку. — Какая же вы молодец!

Кафари неуверенно теребила ленточку дрожащими пальцами, наблюдая за церемонией награждения Айши и Дэнни. Потом появился Саймон Хрустинов, получивший две медали. Одной наградили его самого, а другой — «Блудного Сына».

Девушка долго гладила тяжелую медаль у себя на шее, словно не веря в то, что она — настоящая. Кафари не ожидала ничего подобного. С глазами, полными слез, она спустилась с помоста и прошла к своему месту, где ее уже ждали жаркие объятия и бурные поздравления всех ее родственников.

Она не взяла с собой медаль в общежитие, где дверь мог вышибить ногой и двухлетний карапуз, а попросила отца запереть награду в сейф, который выудили из-под обломков рухнувшего дома. Родители Кафари постепенно восстанавливали ранчо Чакула, и девушка помогала им чем могла. Кафари мучительно переживала, когда ради занятий в Мэдисоне приходилось оставлять отца с матерью одних на разгромленном ранчо, что чуть не бросила учебу.

Когда она уже почти собралась это сделать, вмешалась мать.

— Ты должна думать о своем будущем, дочка! Тебе нужен диплом, а Джефферсону — специалисты по психотронному программированию. Наша планета далеко от Центральных Миров, и нам нечем заманить сюда инженеров, окончивших тамошние университеты.

— Кроме того, — добавила мать, подмигнув Кафари, — может, твой будущий муж не откажется оплатить твою учебу.

— Какой еще муж?! — воскликнула ошеломленная Кафари. — Я даже ни с кем не встречаюсь! За кого это ты решила меня выдать?!

Девушка мысленно перебирала все кандидатуры, которые мощи прийти в голову ее матери, и вспоминала мужчин, не вызывавших отвращения у нее самой. Через несколько мгновений она с ужасом поняла, что эти два списка не совпадают ни по одной позиции.

Впрочем, ее мать только загадочно улыбалась и, как обычно, больше ничего не говорила. Эта манера с детства бесила Кафари, но она не обижалась на мать, до слез радуясь тому, что ее родители уцелели.

Кафари отогнала досужие мысли и зашагала дальше.

Комплекс Мэдисонского университета поражал своей красотой. Ему было уже почти сто двадцать пять лет. Сложенные из местного песчаника стены зданий мягко светились в лучах заходящего солнца, отражая отблески на скалах Каламетского каньона. Территория университета простиралась на добрых два километра вдоль южного берега Адеры, поросшего тенистыми деревьями. Под их пышными кронами стояли учебные корпуса, научные лаборатории, спортивные залы и общежития, между которыми извивались, пересекая друг друга, аллеи и дорожки. С высокого берега открывался восхитительный вид, а под кронами деревьев не было недостатка в уютных местечках для романтических встреч.

К сожалению, на такие встречи у Кафари не хватало времени. Мужским вниманием девушка отнюдь не была обделена, но ее не воодушевляли прыщавые сопляки, думавшие только о спорте и о том, как бы залезть в постель к очередной смазливой девчонке. Казалось, что у Кафари намного больше общего не со сверстниками, а с преподавателями, но и те не вполне понимали ее. Кафари не ожидала, что ей будет так трудно приспособиться к мирной жизни.

Она мечтала поскорее получить диплом и начать зарабатывать деньги для своей семьи, до сих пор платившей за ее учебу. Впрочем, благодаря стипендии, которой Кафари заручилась на Вишну, и деньгам из нового фонда поддержки студентов из семей, пострадавших в результате явакского набега, родителям Кафари приходилось платить только за ее комнату в общежитии и обеды в столовой. Кафари постаралась найти в городе самое дешевое общежитие, но в еще не оправившемся от удара Мэдисоне это было нелегко. Цены на жилье в столице Джефферсона подскочили почти в четыре раза, а продукты питания подорожали в десять раз. Поэтому Кафари обеими руками держалась за свою работу на кухне общежития, где ей ничего не платили, но два раза в день бесплатно кормили.

Девушка шагала, прислушиваясь к плеску воды в реке, шепоту ветра в кронах деревьев и шуму машин за пределами университетской территории. Внезапно ее охватила необъяснимая тревога, которая в последнее время так и зачастила к ней в гости. Вроде бы Кафари ничто не угрожало, но она почему-то невольно сжималась при звуках голосов, доносившихся оттуда, где по сторонам от дорожки топтались оживленно беседующие кучки людей.