Михаил Емцев - НФ: Альманах научной фантастики. Вып. 1 (1964)

Ждать… Из всех слов разговорного языка, из всех обозначений и знаков это слово было самым необходимым на Уэре. Уэра и была создана для того, чтобы дать приют тем, кто должен ждать. Да и сама Уэра ждала почти двести лет, пока из необитаемого островка стала пристанищем для космических Робинзонов. Пусть останутся в веках имена ученых и инженеров, строителей этого крошечного мира! Благодаря их смелости, упорству и мастерству Туаф и Веяд нашли то, на что можно было опереться в этой пустоте.

По-видимому, один из строителей, инженер Тей, в свободные минуты предавался размышлениям о сущности времени и бытия. Веяда заинтересовали записи Тея. Инженер Тей писал: «Для меня нет ни настоящего, ни прошлого, а только будущее. Весь смысл моего бытия — достичь его. Настоящее? Когда я возвращусь на родную Дильнею, оно станет прошлым. Прошлое? Оно присоединится к будущему. Долгое пребывание в космосе и полет со скоростью, близкой к скорости света, создает парадокс времени. Мне хочется представить себе тех, кто найдет здесь приют. Может, это мне поможет победить свою тоску по Дильнее… Жена ждет меня. Но едва ли она меня дождется. Когда я возвращусь домой, пройдет слишком много лет для короткой жизни индивида. Долгое пребывание в пути, полет почти со скоростью света затормозят мое время, удлинят мою жизнь, но жизнь моей жены и моих друзей, подверженная другим темпам и иным ритмам, не сможет поспеть за моим бытием…»

Веяд столько раз читал этот отрывок дневника Тея, что знал его почти наизусть.

Тей — этот добрый и мужественный строитель. О, если бы Туаф хоть чуточку был похож на него! На днях он сказал Веяду:

— Мне скучно. А тебе?

— Ты не мог спросить меня о чем-нибудь другом?

— О чем?

— О погоде.

— На Уэре стоит всегда одна и та же погода.

— Ты наблюдателен. А еще что ты заметил, живя здесь?

— О том, что я заметил, я пока тебе не скажу.

Он стал продолжать дело, которым был занят. Туаф чинил автомат для логической игры. Искусственный гроссмейстер был создан по крайней мере два века тому назад и, разумеется, порядком устарел. Когда-то он честно послужил людям, борясь с самой страшной энтропией из всех энтропии, разъедавших не вещи и явления, а живое дильнейское время. Он некогда развлекал строителей космической станции, заставляя их долго думать над каждым ходом.

У Туафа были ловкие руки и способности к технике. Дело подвигалось успешно. И вот искусственный гроссмейстер сделал свой первый ход. Но прежде, чем сделать ход, он бросил Туафу нагловатую и насмешливую фразу:

— Могу дать фору. Хотите, сниму корабль?

— Не хочу, — сердито ответил Туаф. — Будем играть на равных.

— На равных? Но я еще не встречал логиков, которые могли бы поставить знак равенства между своими усилиями и моим умением.

Он, вероятно, повторял то, что говорил двести лет тому назад, ведь это ему было задано программой. Двухсотлетняя пауза прошла для него так же незаметно, как секунда.

— На равных, так на равных, — сказал искусственный гроссмейстер и сделал ход рыбой.

Туаф долго думал, прежде чем сделать ход. Ему не хотелось дать себя победить автомату. Ведь в космолете он в продолжение многих лет держал первенство в логической игре.

Веяд знал правила логической игры, но никогда ею не интересовался. Сейчас же он с напряженным вниманием следил за каждым ходом. На чьей стороне он был в этой игре? Кому желал победы? Как ни странно, этому нагловатому автомату. В его манере самоуверенным тоном произносить слова и с азартом бросать фигуры на доску было нечто характерное, живое и интересное. Казалось, когда-то живший игрок передал этой машине не только свои опыт и знания, но и свой темперамент. После каждого удачного хода искусственный гроссмейстер насмешливо говорил:

— Ну что, маэстро! Еще не заболела голова? Могу предложить таблетку. Помогает.

И он делал насмешливый жест пластмассовой рукой. Он неизменно выходил победителем из этого состояния с напрягавшим все умственные силы Туафом. Послушали бы вы, каким тоном он произносил каждый раз это грозное слово «Предупреждаю!» И при этом потирал руки.

— Предупреждаю! — говорил он.

Он ли это говорил? Нет, не он, а, казалось, тот живший двести лет тому назад игрок, который передал ему вместе со своим мастерством и заметную долю своего насмешливого характера.

Она? Эроя? Но разве можно называть живым женским именем кусочек вещества? И все же я хорошо знал, что за своей вещественной оболочкой он хранит мир мыслей и чувств, что он не только вещь, но и отчасти Эроя тоже.

Она была тут, рядом, и я ждал, когда за стеной Туаф и искусственный гроссмейстер закончат последнюю партию и наступит ночная тишина, покой.

Тогда начинался наш разговор. Мы говорили шепотом, чтобы не услышал Туаф.

— Эроя, — спрашивал я. — Ты здесь?

— Странный вопрос, — отвечала она. — А где же? Я и здесь, и там. Нигде. Меня нет. Вернее, меня не было еще минуту тому назад. Я спала. Но сейчас… Сейчас я уже здесь. Твоя мысль разбудила меня, и я обрела бытие. Я здесь с тобой, Веяд. Чем ты занимался сегодня?

— Писал свою диссертацию о проблеме конечного и бесконечного. Думал. И когда устал, пошел пройтись. За шесть часов я обошел почти весь здешний мир.

— Наверное, трудно писать о бесконечности, живя в мире, который можно обойти за шесть часов?

— Наоборот, Эроя. Только здесь можно почувствовать всю глубину этой проблемы.

— А что делал Туаф?

— Последние две недели он почти ничего не делает, только играет с гроссмейстером. Он дал себе слово, что победит своего искусственного и искусного соперника. Но пока до победы далеко. Позавчера Туафу удалось сделать ничью. Ах, как он был счастлив. Я не видел еще более счастливого индивида.

Эроя рассмеялась.

— Ничья сделала его счастливым?

— Да.

— Он не очень-то многого требует от судьбы, твой друг Туаф. Он и на родине был игроком?

— Не только. Он был крупным оптиком, косметиком и декоратором и, кроме того, преподавал. Он отправился в космическую экспедицию, чтобы изучать сущность прекрасного и его разнообразные проявления. Кроме того, в его обязанности входило украшать быт на космическом корабле, служить красоте… Он занимался этим довольно прилежно. Но здесь он обленился, забыл о прекрасном и играет с утра до ночи с искусственным гроссмейстером.

— А у тебя, Веяд, есть возможность приложить свои силы?

— Я философ. А размышлять можно везде. Уэра словно создана для размышлений.

— А еще для чего?

— Для ожидания.

— И долго нужно ждать?