Сергей Беляев - Истребитель 2Z

— Башметов? Помню… Да, да. Знаю. Ассистент Николая Петровича. Очень старательный.

— Он вызвался помочь мне… проявлять… — взглянула вопросительно на отца Лика.

Груздев посмотрел на дочь поверх газеты:

— Отлично.

Через несколько дней Башметов принес Груздевым несколько альбомов. Когда он раскрыл первый из них, Лика всплеснула руками:

— Но это же прелесть!

На снимках она увидала себя у самолета на опытной базе академии рядом с Лебедевым и Гуровым. Тут же стояли Бутягин с ее отцом и ребята. На снимке Семен неодобрительно косил глазами на Водю, а тот закинул голову так смешно, будто собирался броситься в ледяную воду… Целая серия снимков изображала другие моменты пребывания воздушных гостей на опытной базе.

— Когда это только вы успели? — страшно интересовалась Лика.

А Башметов уже развертывал следующие альбомы. Лика увидала проводы Лебедева. Она набросилась на Башметова:

— С вашей стороны было преступлением не показать нам этого раньше!

Большой снимок во всю страницу альбома изображал, как Лика протягивает пунцовую розу Лебедеву. Лика молчала, смотря на снимок.

Башметов скромно потупил глаза:

— Я приготовил эти альбомы для вас… Но все не было времени закончить, только вчера успел наклеить последний снимок.

Лика покачала головой:

— Благодарю вас, но я не могу принять такого подарка. Вы так много трудились.

Башметов принялся уговаривать Лику:

— Берите. Специально для вас работал…

— Благодарю вас.

— А вы не благодарите, берите просто на память, и все.

Так начались уроки по фотографированию. В лаборатории Башметов обучал Лику, очень ловко орудуя с пленками:

— Сначала наливайте немного проявителя… Свежего… Теперь прибавьте чуточку старого… Осторожно качайте кюветку.

Лика быстро делала успехи.

Как-то однажды Башметов придумал:

— Мы сделаем вашему папе подарок. Снимем его на заводе, так сказать, на производственном фоне. Увеличим и поднесем в день рождения.

Эта мысль понравилась Лике. Когда про это узнала Валентина Михайловна, она заметила:

— Конечно, сходи с папой на завод.

Как-то утром к Груздевым неожиданно зашел Башметов:

— Николай Петрович просил прислать со мной в академию две тетрадки, о которых он звонил вам, Владимир Федорович, — сказал он, здороваясь в передней с Груздевым.

— Ах да! — дотронулся пальцем до лба инженер. — Тетрадки с расчетами процентажа фосфоритов. Но они у меня на заводе… Знаете что, поедемте со мной.

Из столовой показалась кудрявая голова Лики:

— Папа, ты не возьмешь меня с собой? Здравствуйте, товарищ Башметов! Мы хотим делать с тебя, папа, бо-ольшой портрет.

У Лики было такое умоляющее лицо, что отказать дочери Груздев никак не мог.

На заводе Башметов получил тетрадки для профессора Бутягина, подождал, пока Лика сняла отца за столом в кабинете. Зашел Ваня Голованов, поинтересовался происходящим, потому что Лика очень долго и шумно усаживала отца в соответствующую позу.

К проходной будке по заводскому двору Башметов услужливо нес фотоаппарат Лики и все время беспокоился:

— Лика, пожалуйста, оглядывайтесь, а то автокар задавит.

А когда вышли на улицу, заметил:

— Все-таки освещение в кабинете было недостаточное. Придется усилить негатив, тогда папочка ваш выйдет отлично, как живой.

— Я не умею усиливать, — смутилась Лика.

— А я на что? — воскликнул Башметов. — Друг я ваш или нет? Друг. Значит, забираю я ваш «ФЭД» и готовлю вам негативчики что надо… А потом вместе увеличим. У меня увеличительный аппарат — роскошь.

Он вежливо попрощался и на ходу вскочил в трамвай, замедливший на закруглении ход. Лика увидала, как Башметов сделал ей приветственный жест рукой и дружески ответила ему так же, давая знать, что она благодарит его за одолжение.

Перелет продолжается

Море и воздух были спокойны. Лебедев с удовольствием отметил почти полное отсутствие воздушных ям на такой высоте. От острова Мидуэй до острова Оаху пролетели меньше чем в час. «Красная звезда» мчалась над живописными группами мелких островков, которые сверху действительно казались разноцветными камешками, брошенными в необъятное пространство темнозеленой воды. Перед глазами Лебедева развертывалась подвижная карта на роликах. Через люк внизу Лебедев видел ту яге картину, только в натуре. Стрелка показывала на карте одну за другою группы островков, над которыми летела «Красная звезда». Вот под самолетом проплыли Лизианские острова с ярко-зелеными пальмовыми рощами, с полукруглым вырезом главной бухты, где на рейде стояли два парохода… Промелькнул остров Лейзан, исчерченный квадратами банановых плантаций, вытянувший скалистую руку мола с маяком на конце…

Лебедев с интересом читал непривычные названия тихоокеанских островов: Кахупу, Колоа… Наискось перелетели большой остров Пахаро. Белые кучки домов прятались среди лиловых групп насаждений. Потом опять открылась необозримая ширь океана.

Через полтора часа на горизонте показалась полоска земли. К стрелке на карте приближался остров Оаху. И Лебедев вскоре увидал под самолетом Гонолулу, знаменитый перекресток тихоокеанских путей сообщения, порт, от которого во все стороны расходятся десять пароходных линий, узел, связывающий пароходами Австралию с Канадой, Японию с Центральной Америкой, Индию с Соединенными штатами. Лебедев увидал правильно, будто ножницами, четко вырезанную бухту. Она была набита пароходами всех стран. По берегу бухты теснились склады и доки. Лебедев вспомнил справку энциклопедического словаря, что Гонолулу вывозит табак, кофе, сахар и шерсть. Усмехнулся: «Ну какой тропический порт не вывозит табаку и кофе?..»

В привычной позе Лебедев склонился над рычагами управления. Мотор мягко гудел. Кругом была пустота. Гонолулу остался позади. Теперь воздух, небо и вода сливались в одно необъятное пространство. Показалось Лебедеву, что нет ничего во вселенной, а есть только громадная необъятность, пустота, и в ней не летит, а висит неподвижно гудящий самолет с двумя людьми.

Но что это? Впереди «Красной звезды» в воздухе показалась белая точка. Лебедев тревожно спросил:

— Штурман… Видишь?

— Самолет нашим курсом, — спокойно ответил Гуров.

Через две минуты Лебедев получил записку:

«Привет Лебедеву, моему попутчику…»

— В чем дело? — непонимающе спросил Лебедев.

— Только что принял такую радиограмму. Это только начало. Конца ее не разберу: у меня шалит радио.