Юрий Петухов - Приключения, Фантастика 1993 № 5-6

— Убирайся! — простонал Иван, пересиливая себя. Он не мог ничего передать Большому мозгу, его сознание цепенело. Он был уже почти за гранью жизни.

— Чёрное заклятье лежит на тебе, Иван! И никогда тебе не вырваться из пут Преисподней! — оглушительный Истерический вой-хохот пронзил уши, кровь потекла по щекам.

Но Иван не останавливался. Он полз в рубку. Проклятия сыпались вслед. Они перемежались с хохотом, безумным воем, сатанинскими сладострастными стонами… и новыми, ещё более страшными проклятиями.

Он полз уже во тьме, ничего не видя.

Когда он перевалился через барьер-порожек рубки, в мозг вонзилась игла: «Стой! стой!! стой!!! Ты идешь к Земле! Ты вот-вот будешь на ней! Не смей возвращаться!!!» Иван скривил губы. Кто?! Он не знал, кто это! Но возвращаться надо, иначе смерть! Он обязан вернуться именно в то место, откуда он начинал — в то место Вселенной возле сектора смерти, где его выбросило ещё тогда — только оттуда возможен откат. Если он вообще возможен.

Капсула сама вернётся. А ему нужен только откат — Иван мысленно трижды назвал Большому мозгу координаты. Туда! Туда!! Это приказ!!!

Сатанинское рычание громом прогремело в спину:

— Ты ещё вернешься! Ты проклят навеки! Планета Навей никогда не отпустит тебя! Смерть — лютая, страшная смерть… Чёрное заклятье! Во веки веков!!!

Иван ударился головой о переборку.

Всё позади.

Он опередил их всех.

Он выиграл!

И как подтверждение в его воспалённом, усталом мозгу тихо прогудело:

— Откат!

Волна тошноты захлестнула горло. И всё пропало.

Он сидел в мягком уютном кресле. Чёрный столик чуть поблескивал своей матовой поверхностью. Кресло было воздушно-упругим. Иргизейский гранит высвечивался чёрным внутренним огнём. Этот странный неземной огонь разливался по сферическому залу, играл лиловыми бликами под зеркально прозрачным, уходящим глубоко вниз гидрополом.

— Этого не может быть! — воскликнул круглолицый человек с перебитым широким носом. Глаза его были широко раскрыты, и в них легко угадывалось… нет, не страх, не отчаянье, а лишь непонятное помутнение.

— Плюсовой бесфактурный сдвиг, — вяло вырвалось из узких губ старика с ясным взором.

Одутловатый в чёрной шапочке на затылке переглянулся с пижоном в запашном старинном костюме и с алмазной заколкой в чёрной парчовой бабочке.

Оба были явно обескуражены.

— Неудачный пуск?

Иван уставился на вопрошающего. — Нет, — сказал он с расстановкой, — всё прошло как нельзя более удачно!

Он положил обе руки на иргизейский столик. Барьера не было.

Вот и славненько, — подумал Иван. Он глядел на свои руки — они были молоды, сильны, упруги. Он всё помнил! Это были руки десантника-смертника, готовящегося к поиску, отправляющегося на задание. Откат! Он выиграл… на этом этапе! И он не дряхлый старец, чудом вырвавшийся из Пристанища, которое имеет только вход. Он помнил всё!

«Не торопись, Иван, не смей поступать опрометчиво, нельзя…» — бубнил в мозгу Первозург, так и не обретший пока нового тела. «Нет, я не поступлю опрометчиво!» — мысленно ответил Иван. Он широко улыбнулся, пожал плечами, вздохнул.

Следующим движением он резко выбросил вперёд свои сильные молодые руки. Смертный сип вырвался из сдавленного горла круглолицего, хрустнули позвонки, струйка крови вытекла из полуоткрытого рта.

«Тебе нравится это тело?» — мысленно вопросил он Первозурга.

Но того уже не было в его мозгу.

Иван отбросил столик к стене. Встал. Прежде, чем он успел открыть рот, все три кресла с ещё живыми членами тайного совета, обрекшего его на смерть, будто по мановению руки провалились в черноту и прозрачность гидропола, спасая сидевших в них. Этого Иван не ожидал. Ох, как они ценят свои жизни!

Он знал, что через секунду в зал ворвется охрана.

Но его это мало беспокоило.

На Земле были дела и поважнее.

Алексей Самойлов

Покушение

Дождь барабанил по подоконнику. Я стоял около окна и курил. Капли одна за другой сбегали вниз по стеклу. Сквозь пелену дождя вспыхивали огоньки автомобилей и сполохи реклам над городом. Незванными пробрались ко мне в кабинет вместе с порывами пронзительного осеннего ветра воспоминания о том, что случилось много лет назад в шумном приморском Городе.

Телефонный звонок поднял меня с постели рано утром. Разговор был ничем не примечательным, — звонил секретарь Дэвида, ровно в десять мне предстояло доложить ему свои соображения по поводу обеспечения безопасности пребывания сенатора в Городе.

Тогда, много лет назад, он был для меня просто сенатором. Одним из многих, кому требовалась достаточно надежная гарантия безопасности. Теперь он навсегда стал для меня Сенатором. Человеком, которого я так хотел спасти.

Накинув халат, я подошел к окну. Площадь еще была пуста, мягкая пелена окутывала ее. В левом виске, путая привычные мысли о том, с чем я должен поговорить до совещания у Дэвида, появилась нудная головная боль. Все было так обыденно, но я с неприязнью думал о том, что снова должен рассыпаться перед кем-то в заверениях полной безопасности. Ну ладно, об обстановке в Городе я поговорю с Карлом, но кто поручится мне, что в ближайшие часы она не изменится.

После душа, одевания и завтрака, уже сидя в машине, я еще раз мысленно проиграл ситуацию обострения обстановки, и медленно начал раздражаться.

День начался как-то неприятно, в голову лезли ненужные мысли, я не мог сосредоточиться и зная, что так всегда бывает в начале трудной работы. А работа сегодня и завтра предстояла сложная. К приезду Сенатора я уже знал, что многие группировки дорого бы дали за заряд пластиковой взрывчатки на днище его автомобиля.

До Дэвида я успел переговорить с тремя знакомыми в большом старом здании с гулкими, прохладными коридорами, где мы работали тогда все вместе — и Карл, и Тони, и Дэвид. Они не развеяли моих сомнений в трудности задачи. И, сидя в довольно мрачном, Обшитом но стенам дубовыми панелями кабинете Дэвида, слушая его сотрудников, я еще и еще раз прикидывал — стоит ли вообще намечать такую обширную программу посещения.

В самом конце совещания я все же встал и спокойно сказал:

— Перед вашей поездкой на аэродром всем должно стать ясно, шумной продолжительной встречи там не будет, как бы вы этого ни хотели и что бы ни говорил господин мэр. Я представляю, в какой мере это повлияет на бюджет, но все же не стоит делать из вас столь удобных мишеней на площади у выставки!