Пол Андерсон - Орион взойдет
Взгляд его обратился вниз – к земле, суще и морю. Край, где он правил, прятался в морщинистой шкуре старой Земли у самого окоема.
– Я хотела сказать, – проговорила она, набравшись смелости, – ты ведь нужен им не более чем на несколько недель в году. А в остальное время все дела может вести и управляющий. Ведь при необходимости он может вызвать тебя. Ты бы мог жить в Турневе рядом с нами и развлекаться чем-нибудь – как Иерн своими полетами.
«И находиться рядом, когда Иерна не будет дома…»
Он нахмурился:
– Мои сыновья еще не утвердились в геанстве… сказывается влияние неверующей матери. Общество аэрогенов едва ли заставит их потерять веру, но если вспомнить про современный скептицизм… И – хуже того – иноземцев. Что так и кишат адесь: маураев, граждан Северо-западного Союза, мериканов, бенегалов… Нет, пусть лучше вырастут в своих диких, но чистых горах.
Она почти услыхала насмешливый голос Иерна: «Что-то среди этих развратных иноземцев не числятся монги».
Ей самой, на людях, он говорил так: более всего пугает в геанцах то, что если они возьмут власть, то запретят все, с чем не согласны. Стоит лишь почитать их книги, вспомнить об Эспейни и комиссарах информационной службы. Настанет новая Эра Изоляции – еще худшая.
Все-таки в прежние времена правительство пыталось сберечь национальные традиции Домена. «Кстати, Джовейн, – мысленно добавила Фейлис, – твои слова не совсем убедительны. Это скорее предлог, чем причина. Чем же на самом деле ты занимаешься на этой границе?»
Но подобный вопрос она сочла недостойным.
– Итак, твоя вера для тебя главное? – пробормотала она.
– Вера – это не правильное слово, – ответил он. – Гея для нас не богиня, Гея – это жизнь на Земле. Безусловно, почти наверняка существуют и другие обитаемые миры, но Вселенная чересчур велика и загадочна. Мы никогда не узнаем ничего иного, кроме того что видно с этой планеты, и не сможем понять большую часть того, что увидим. Разве что это сделает следующий вид органелл, которых вырастит Гея через тысячу или миллион лет…
Она прервала его монолог, нагнувшись вперед и прикоснувшись к руке:
– Я знаю это. Но ты не ответил мне. Я хотела знать… неужели философия… значит для тебя все… Таленс Джовейн Орилак.
Он кивнул, глядя вовне – вниз.
– Выходит, что так.
– Ты никогда не объяснял мне причину.
– Почему мы что-то делаем или с чем-то согласны? Мы сами не знаем этого. Наше сознание само подсказывает нам действия, а основная часть мозга досталась нам от древнего млекопитающего… даже рептилии. – Он обернулся к ней с кривой улыбкой:
– Или ты полагаешь, что я слишком много молюсь?
– Нет, – возразила она. – Мне так не кажется. Но я предполагаю – с тобой все-таки что-то произошло.
Он сморщился:
– Да, всему виной Итальянская кампания, не слишком серьезная, чтобы именоваться войной. Пустяк, по сути дела, всего лишь наша «помощь дружественной нации» против эспейньянских агрессоров и их местных «прислужников». О, мы помогли им: помешали прихвостням женерала одолеть нашего собственного приспешника. – Он сжал губы в тугую линию.
– Я был военным летчиком и не видел самого худшего. Но то, что мне довелось… смерть, раны, муки, горе, разрушения, опустошение… для чего все это?
Какая опасность грозила Скайгольму, способному уничтожить всякого врага, что посмеет вторгнуться в Домен? Ах да, конечно, иначе наша коммерция может претерпеть неудобства, и очередная страна обратится в геанство и потому перестанет с нами считаться.
Я отправился домой и принял – этого от меня потребовали – пост хранителя замка моего Клана в Приниях. Он предоставил мне свободу и уединение, в которых я нуждался, чтобы осознать увиденное. В это время из Эспейни прибыл ученый Маттас, он пришел пешком, проповедуя и обращая в свою веру. Я упоминал тебе о нем, не так ли? Он не монг, дюруазец, хотя учился у Цяня Сартова. Я заинтересовался и пригласил его в гости. – Джовейн улыбнулся. – Он до сих пор обитает у меня.
Только не думай, что это свихнувшийся тощий аскет. Маттас наслаждается жизнью. Мне бы хотелось обладать его способностью. Он заложил росток: доказал мне, что жизнь не пустая череда событий и не прихоть некоего сверхчеловеческого интеллекта. Она творит, обладая собственным смыслом, судьбой и целью. – Голос его смягчился. – Вот тогда я и обрел внутренний мир. Неужели тебя может удивить, что я стремлюсь разделить его со своими соотечественниками?
– Ах, Джовейн! – Она потянулась, чтобы обнять его. И тут с гневом и облегчением одновременно Фейлис заметила появившуюся внезапно возле входа пару. Рыжеватый блондин, в котором черты фламандца смешивались с обликом аэрогена, в простой одежде этой древней страны: вне сомнения, Маартенс из Клана Дикенскит. Женщина, невысокая и смуглая, явно принадлежала к Зильберам, хотя фамилия в данном случае была не столь очевидна.
– Приветствуем вас, сэр и леди, – провозгласил мужчина с акцентом: наверное, ему не часто приходилось оставлять родовое поместье своих предков. – Мы не собирались мешать вам.
– Этот уголок принадлежит всем. – Поднявшись и поклонившись, Джовейн исправил неловкость. – Позвольте приветствовать вас. Отсюда открывается необычайный вид. Мы уже намеревались оставить беседку, что и делаем по своей доброй воле.
Фейлис последовала его примеру. После нескольких подобавших ситуации любезностей она присоединилась к Джовейну.
Они пошли вперед. Когда его уже не могли услышать в беседке, Джовейн произнес:
– Ну, вот видишь, какое невезение: даже вдвоем нельзя побыть.
– Но нам еще нужно о стольком поговорить, – посетовала она. – Срок твоего пребывания здесь заканчивается через неделю. Когда-то мы еще встретимся!.. – Повинуясь порыву, она схватила его за руки. – Пойдем ко мне.
«Раз он прибыл сюда один, значит, свои апартаменты делит с другим мужчиной, тоже явившимся сюда в одиночестве».
Он помедлил.
– Иерн недолюбливает меня.
– Иерн не скоро вернется. Он повел свою лучшую эскадрилью смотреть на шторм над Заливом. – Фейлис торопливо прибавила:
– Я вовсе не опрометчива. Выпьем чуточку вина, поговорим.
«И?.» Она удивилась себе… сердце заколотилось.
– Соглашаюсь с радостью, – ответил он. Они заторопились назад – вверх по рампе, мимо амариллисов, через тоннель, поросший грибами. – Ты всегда приносишь мне счастье, – проговорил он. – Я бирюк по натуре, но ты всегда очаровательна, и мне кажется, что сейчас сама Гея смеется.
«Не следовало бы позволять ему говорить подобные вещи, но мне тепло… по коже мурашки».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});