Виталий Фролов - Цивилизация страуса

— Зачем вы мне все это рассказываете?

— Вам следовало бы обратиться ко мне.

— Я узнал о вашем существовании минуту назад, — сказал Гусев. — Сейчас уже несколько поздновато все переигрывать?

— Увы, — сказал Гена. — Но когда у вас в следующий раз возникнет потребность в юридической защите, обратитесь ко мне.

— Думаете, возникнет?

— И снова увы, — сказал Гена. — Вы — первый из размороженных, и почти каждое ваше движение может породить юридический прецедент.

— Ладно, — сказал Гусев. — Если породит, я буду иметь вас в виду.

— Имейте. Я в своем деле лучший, — заверил Гена-Геноцид, вручая Гусеву свою визитную карточку.

— Вы быстрее японца?

— О да, — сказал Гена. — Я быстрее любого из них.

— А что вы будете делать, когда появится кто-то еще более быстрый?

— Убью его медленно.

Краюхин был в потертых джинсах и армейских ботинках, торс обнажен, грудь пересекает длинный уродливый шарм, наверняка память о каком-то выигранном деле. В правой руке адвокат держал меч, в левой — тяжелый, обитый железом щит. Японец, одетый в черное кимоно, вооружился изогнутым мечом. Гусев подозревал, что такие мечи называют катанами или как-то в этом роде. Поскольку японец был огромен, катана смотрелась в его руке не как меч, а как длинный изогнутый кинжал.

Поединок должен был проходить в подвале здания суда, на небольшой огороженной арене, вокруг которой построили два ряда трибун. Гусев занял свое место среди зрителей, когда секретарь суда уже зачитал слушаемое дело и гладиаторы от юриспруденции сошлись лицом к лицу.

— Пусть победит правый, — заявил секретарь суда и спешно покинул арену.

Гонг.

Краюхин сразу же бросился в атаку, рубанул японца мечом. Тот уклонился с невозможной для его комплекции грацией, сделал резкий выпад, катана проскрежетала по вовремя подставленному Краюхиным щиту.

Защитник Гусева отпрыгнул назад и принялся кружить по арене, выискивая слабое место или выбирая время для атаки. Или еще для чего-нибудь. В гладиаторских боях Гусев совершенно не разбирался.

— Мои соболезнования, — Гена-Геноцид присел рядом. Полы его пиджака распахнулись, и Гусев узрел автоматический пистолет в кобуре под мышкой и здоровенный охотничий нож на поясе.

— Я надеюсь на лучшее.

— Как и все мы, — сказал Гена. — Как и все мы.

Мечи скрестились, высекая искры. Краюхин напрыгнул на противника, толкая его щитом в необъятный живот. Японец снова сделал какое-то неуловимое глазу движение, уходя вбок, и Краюхин пролетел несколько метров по инерции, врезавшись в ограждение арены. Катана сверкнула в воздухе и прочертила красную линию на левом бицепсе Краюхина. На арену упали первые капли крови.

— Если бы речь шла об административном нарушении, уже можно было бы заканчивать, — прокомментировал Гена. — Дела с небольшими суммами исков решаются пролитием первой крови.

— Чем выше сумма иска, тем больше крови должно пролиться? — утонил Гусев.

— Прямой зависимости тут нет, — сказал Гена. — По крайней мере, после того, как исковая сумма перекатывает за сотню тысяч.

— Я эти тонкости не понимаю, — признался Гусев.

— Да нет здесь никаких тонкостей, — отмахнулся Гена. — Официально поединок считается закончившимся только после того, как прозвучит гонг. До этого противники могут делать друг с другом все, что угодно. Если сумма иска небольшая, то гонг звучит уже после первой крови, если нет, то оппонентам дают шанс уладить все окончательно.

— Э… то есть, поубивать друг друга?

— Да, — сказал Гена. — Это вовсе необязательно, но… Понимаете, если сумма иска весьма значительна, и оба адвоката остались в живых, то после поединка возможно всякое. Аппеляции, ссылки на прецеденты, прочая казуистика. Это все же юриспруденция, друг мой, хотя и весьма модернизированная. Но вот если ведущий адвокат другой стороны мертв, то подача аппеляции уже невозможна. Понимаете, о чем я?

— Можно не убивать, но убивать вернее? — уточнил Гусев.

— Да, как-то так.

— И часто убивают?

— Примерно в двадцати процентах случаев, — сказал Гена. — В уголовном праве, как вы понимаете, расклады другие.

Краюхин уже почти не атаковал.

Он ушел в глухую оборону, принимая удары своего противника на щит. Японец же, никуда особенно не торопясь, проводил одну атаку за другой и постепенно теснил гусевского адвоката в угол.

— И как вы полагаете, Федор…

— Его убьют, — бесстрастно сказал Гена-Геноцид. — Уж больно дело щекотливое.

— Даже если я попрошу отозвать иск?

Гена покачал головой.

— Во время поединка это уже невозможно, — сказал он. — От вас теперь ничего не зависит.

Гусев никогда не был ни фанатом холодного оружия, ни большим поклонником мордобоя.

Все эти ножи, мечи, топоры и прочие острые штуковины, предназначенные для кровопускания, не пробуждали в его душе никакой страсти. В его время существовал целый пласт людей, которым это было интересно, да что там, с парочкой таких индивидуумов он и сам был знаком. Офисные работники, в курилке обсуждающие очередную модель ножа из чего-то-там-легированной стали, с кровостоком и рукояткой, предназначенной для обратного хвата, не вызывали у него ничего, кроме недоумения. Тогда ему казалось, что время холодного оружия безвозвратно прошло, и если уж придется решать проблемы, связанные с насилием, то для этого существуют более прогрессивные методы. Тот же пистолет, например.

Но ведь его увлеченные ножами коллеги никаких проблем, связанных с насилием, никогда не решали, если не считать за таковые пьяные драки на корпоративах и редкие стычки за парковочные места. Очевидно, считал он, тяга к холодному оружию была атавистической чертой, отличавшей настоящих мужчин от прочих бета-самцов. Так же, как и игра в виртуальные танки, например.

Или вот бокс.

Практически все знакомые Гусева разбирались в боксе. При анонсе очередной схватки за звание чемпиона в супертяжелом весе — наверное, в боксе были и какие-то другие веса, но они почему-то никого не интересовали — в кабинетах и курилках сразу же начиналось обсуждение шансов того или иного боксера, разрабатывались хитроумные стратегии и в ушах Гусева звенело от всех этих «джебов, крюков, клинчей и апперкотов». При этом, по факту, драться никто из этих специалистов и не умел. Когда Гусеву не удавалось отвертеться от очередного корпоратива, он частенько наблюдал стычки своих коллег, и ни одна из них хотя бы отдаленно не напоминала боксерские поединки профессионалов. Как правило, это были неуклюжие, смазанные двидения, когда удары наносились не кулаками, а всем подряд, ногами вообще никто из корифеев никогда не работал, а так называемый клинч сразу же переходил в беспомощное валяние на паркете.