Евгений Гуляковский - Лабиринт миров

Мысли путались, и от Лешего Лосев теперь был на расстоянии хорошего броска, если тот сейчас ринется на него, он не сможет даже сопротивляться, так чего же ждет его противник? Хочет действовать наверняка? Но так только с кроликами может получиться, а он же все-таки человек.

И, собрав в кулак всю волю, Лосев отчаянным усилием разорвал невидимые, сковавшие его путы.

В ту же секунду Леший это почувствовал и бросился на человека, но тот, вместо того чтобы пытаться уклониться в сторону, сам бросился навстречу противнику и, пригнувшись, проскользнул между его ногами. Затем обернулся и нанес удар со спины, вложив в него все оставшиеся силы.

На этот раз Леший заревел так, что с потолка посыпались обломки досок, Лосев рванул рукоятку топора на себя, но лезвие так прочно засело в спине чудовища, что выдернуть его не удалось. Однако рана хотя и была болезненной, но вряд ли оказалась смертельной. Леший быстро оправился от удара. Он развернулся к Лосеву и этим движением отбросил его к входной двери с такой силой, что от удара у того все поплыло перед глазами.

Теперь великан стоял прямо напротив Лосева, на расстоянии вытянутой руки. Лосев чувствовал, как взмокла у него спина, упершаяся в непробиваемую дверь. Выхода не было. Он сам загнал себя в ловушку, все поставив на этот удар, и проиграл.

Леший вел себя так, словно забыл о топоре, глубоко засевшем у него в спине. Сейчас на его морде не отражалось ни боли, ни ярости, какое-то детское любопытство светилось в его янтарных глазах с узкими тигриными зрачками.

— Ты посмел меня ударить железом во второй раз? Меня, Хозяина леса?

— Что-нибудь не так? — нагло поинтересовался Лосев. Терять ему все равно было уже нечего.

— Выходит, ты даже не знал… — Леший покачнулся и тяжело опустился на свой пень лицом к Лосеву, и тот оказался прочно зажат между его огромных коленей. — Ты даже не знал, что творишь…

— Просвети, сделай милость! — Лосев все еще надеялся, что рана как-то даст о себе знать, все пытался отыскать на полу кровавый след — но не было следов крови, вообще ничего, и морда чудовища не была искажена болью. На ней читались только растерянность и непонятное для Лосева сожаление. — Ну, чего ты ждешь? Ты, кажется, собирался живьем повесить меня на крюке в своей кладовке?

— Откуда в вашем человеческом племени эта беспредельная наглость, позволяющая вам шутить со смертью? Подвесить тебя на крюке? Это было бы слишком просто. Я придумал кое-что получше…

Хозяин говорил медленно, с трудом выдавливая из себя слова. Что-то неуловимо менялось в лице великана, в странной неподвижности застыли глаза, смотревшие теперь мимо Лосева, кожа на морде приобрела неестественный, лимонно-желтый оттенок.

Но и с самим Лосевым происходило нечто непонятное. Никогда прежде он не испытывал такого спокойствия и равнодушия ко всему происходящему. Его словно затягивало в мертвый неподвижный сон. Ему было хорошо сейчас. Ничего не болело. И даже колени великана, стиснувшие его так, что перехватило дыхание, больше не беспокоили. Хотелось только одного — чтобы его оставили в покое. Но какой-то назойливый, настырный голосок пробивался сквозь охватившую инспектора ватную равнодушность.

— Ты хочешь превратиться в дерево? Тебе надоело быть человеком? — Голос Масека постепенно удалялся от Лосева и звучал сейчас издалека, словно их разделяло огромное пространство. — Ты больше не увидишь солнца. Ты будешь стоять здесь, пока не сгниешь!

Последние слова не понравились Лосеву, хотя и не имели особого значения.

— Он тебя затягивает, уводит вместе с собой! Если ты не отойдешь от него, ты останешься здесь навсегда!

Лосев попытался повернуть голову, чтобы посмотреть на назойливое существо, не дающее ему спокойно уснуть, но шейные позвонки повиновались с трудом и скрипели, словно плохо смазанные шарниры.

Ему не удалось увидеть Масека, а перед глазами поплыл радужный туман, затянувший стену хижины, на которую он теперь смотрел таким же неподвижным, как у Лешего, взглядом.

И внутри этого туманного пятна, в самом его центре, он вновь увидел лицо незнакомого мальчишки. Тот продолжал бороться с уносившим его потоком, отчаянно и целеустремленно. Прямо перед собой в вытянутой руке он держал сверкающий синий кинжал, и Лосев откуда-то знал, что это его последняя и единственная надежда.

Лезвие кинжала то и дело вспыхивало голубым огнем, и тогда по нему начинали плыть одна за другой непонятные буквы. Это были какие-то древние руны, и Лосев, не понимая ни единого знака, все же шептал окаменевшими губами незнакомые слова: «Эль Ла худар Эль сидор Эль рион…» И что-то менялось, становилось легче дышать, возвращалась ослепительная, нестерпимая боль в пояснице, стиснутой одеревеневшими коленями Лешего, и почему-то вызывавшая у Лосева необъяснимую радость.

Маленькие слабые лапы его нового, поросшего мехом друга изо всех сил тормошили его, пытались вытащить из мертвого капкана, в котором он оказался.

— Оставь меня, — прошептал Лосев, — слишком поздно. У тебя не хватит сил, мне уже ничем не поможешь!

— Если ты в это поверишь — так и будет. Ты должен мне помочь, ты слишком далеко ушел, и мне не вытащить тебя, если ты не захочешь вернуться. Нет места страшнее того, в которое тебя тащит за собой Леший. Это не ваш, не человеческий Ад. Ты должен вернуться. Еще не поздно!

Лосев и сам чувствовал, что это еще возможно. Невероятно трудно, нестерпимо больно, но возможно. И он боролся, лишь потому, что перед глазами по-прежнему стоял образ незнакомого мальчишки, протягивавшего ему свой синий кинжал.

Когда Лосев очнулся, на голову ему лилась ледяная вода из деревянного ковша. Ковш, стиснутый маленькими меховыми лапками, раскачивался перед самыми глазами Лосева. Он лежал на полу хижины в разорванной одежде, весь мокрый и покрытый ссадинами, но живой.

С трудом повернув голову, он посмотрел на стену, перед которой теперь появился корявый, перекрученный ствол старого, гнилого и мертвого дуба, упершегося в крышу искореженными ветвями, на которых не было ни единого живого листа.

Глава 15

Иногда впереди Андрея появлялось сотканное из голубых электрических огней лицо человека и его руки. Этот не известный ему человек тянулся к нему сквозь бездну пространства и старался помочь, он был единственной надеждой, единственным маяком в этом бесконечном безумном полете.

Иногда Андрею казалось, что этот человек больше, чем он сам, нуждается в помощи. Тогда он протягивал ему навстречу Рикон, стараясь поделиться его силой. Голубые искорки стекали с лезвия, словно капли воды, и улетали в пространство. Лицо незнакомца притягивало их, как магнит.