Александр Казанцев - Том (6). Пылающий остров

– Вы правы, господин Кадасима: уничтожение. Но уничтожение чего? Войны!

Теперь пришла очередь Кадасимы удивляться.

– Мое средство настолько сильно, что, когда оно будет известно всему миру, люди не осмелятся поднимать друг на друга оружие. Владея миром, я могу приказывать им. Я могу, например, разрушить какой-нибудь остров – скажем, Арениду – и показать всем, какой силой обладаю. Я прикажу прекратить войну! Я не изменник, господин Кадасима, я служу человечеству!

Кленов залился румянцем. От волнения он опрокинул на скатерть свой стакан черного кофе. Японец усмехнулся:

– Вы горячитесь, Иван Алексеевич! Это нехорошо. Мне горячность не раз портила карьеру. Конечно, слово «изменник» оскорбительно, и я понимаю вас. Я сам как дворянин не выношу оскорблений и в подобных положениях теряю над собой власть. Только потому, что это благородно, император простил меня. С тех пор он посылает меня лишь на легальную работу.

– Я не изменник, господин Кадасима!

– Вы искренни, коллега, я вижу это. Но все же ваши действия расходятся со словами.

– Это неверно, господин Кадасима!

– Зачем же вы собираетесь демонстрировать свое изобретение военным экспертам воюющих стран?

– Каким военным экспертам?

– Разве вам надо перечислять воюющие страны, которые не прочь купить ваше изобретение и договариваются об этом с концерном Вельта?

– Это чудовищно… Сразу с обеими сторонами?!

– О, в этом нет ничего удивительного! Так принято. Торгуют же враждующие стороны между собой военным снаряжением! Просто эти грузы сначала покупаются у американских или английских промышленников для Швеции или Норвегии, а оттуда переправляются куда надо, с известной накидкой за хлопоты, конечно.

– Это бред!

– Иван Алексеевич, разве вы не знаете, что ваше и вашего учителя Бакова изобретение котируется на военной бирже и будет принадлежать тому, кто больше даст!

– Вы клевещете, Кэд! Это ужасно… ужасно! Лучше бы вы тогда меня убили!

– Я тоже думаю, что это было бы лучше, но… что поделаешь! Японцы умеют склоняться перед судьбой.

– Я вам не верю. Вы клевещете на моего друга, на Фреда. Я требую доказательств!

– А если я представлю их вам?

– Тогда, клянусь памятью Мод, никто никогда не увидит этого изобретения! Боже мой, а я глупец, мечтал о технических армиях!

Кленов до боли сжал виски кулаками. Японец снял и протер очки.

– Хорошо, мистер Кленов, – сказал он, переходя на английский язык, – я постараюсь представлять вам доказательства. Вас же прошу вести себя так, словно мы столь счастливо не встретились… Позвольте вам пожелать…

Полковник встал и взял под козырек. Кленов сидел неподвижно, рассматривая черное пятно на скатерти. Он не откликнулся на два вежливых предложения официанта сменить скатерть. На третий раз он поднял глаза и сказал на непонятном официанту языке:

– Боже мой! Как я мог поверить… Мечтатель!

– Так точно, – сказал официант.

– Неужели я только орудие в их руках?

– Так точно, сударь, необходимо сменить скатерть.

Странный посетитель молча поднялся и, не расплатившись, направился к выходу.

Официант хотел остановить его, но потом решил посоветоваться с метрдотелем. Тот посмотрел вслед Кленову и сказал:

– Что ты, что ты! Ведь он занимает лучший номер в гостинице.

– Неужели!

На лестнице Кленова догнал Вельт. Он хлопнул его по плечу и прошептал на ухо:

– Приехали!

Собрав всю свою волю, Кленов обернулся к Фредерику. Он посмотрел на его открытое, мужественное лицо, несколько обезображенное рубцом, проходящим через левый глаз.

Неужели шпиону и убийце нужно верить больше, чем другу? Нет! Враг хочет посеять раздор между ними. Не выйдет! Он сейчас же все расскажет Фреду.

– Идем в малый зал ресторана, я снял его на весь вечер. Там состоится первое заседание нашего общества. Что же ты стоишь? Идем, ведь нас ждут!

– Надо идти сейчас же?

– Конечно! Все уже там. Я пришел за тобой.

Кленов хотел что-то сказать, но Фред схватил его за руку и повлек за собой.

Глава III. Общество уничтожения войны

Малый зал ресторана был отделан черным бархатом. Тяжелые портьеры плотно прикрывали окна и двери. Ни один звук не доносился сюда ни с улицы, ни из внутренних помещений.

У дверей стояли два дюжих человека в наглухо застегнутых сюртуках. Увидев Вельта, они расступились.

Все сидящие за столом с любопытством оглянулись на Кленова.

Кленова поразило, что стол был накрыт и ужин, по-видимому, был в самом разгаре: кушанья начаты, бутылки откупорены. Значит, эти люди давно уже были здесь. И Фред, пока Кленов разговаривал с Кадасимой, сидел с ними.

Кленову бросилось в глаза, что присутствующие держались обособленно. Ему показалось, что двое справа – один высокий, сухой, с серыми глазами, другой низенький, живой – говорили по-английски. Напротив них молча обменивались взглядами два господина в черных сюртуках. Оба держались прямо, не прикасаясь к спинке стула. Усы у них были закручены так, что поднимались почти к самым глазам. Они старались не глядеть на своих визави.

Кленов мысленно отмахнулся от невольных подозрений. Возможно ли, чтобы офицеры двух воюющих армий встречались за одним столом!

Напротив Кленова сидели два толстых, обрюзгших человека, которые не проявляли интереса к окружающему, а были заняты едой.

Двое, с закрученными усами, насторожились.

Вельт поднялся. Справа перестали разговаривать.

– Господа! Позвольте, сославшись на произнесенное уже мною выступление, от имени президента Общества уничтожения войны, моего отца, открыть заседание общества, выразив уверенность, что в результате его деятельности война закончится быстро! – Вельт вложил в последние слова особый смысл. – Разрешите по поручению моего отца передать председательствование вице-президенту общества доктору Кленову!

Кленов вздрогнул. Этого сюрприза он никак не ожидал. Как он должен держаться? Что говорить?

Все присутствующие сухо похлопали, оглядывая Кленова пустыми глазами.

Булькнуло в бутылке. Кто-то наливал в стакан вино. Звякнул нож о тарелку. Кленов упорно молчал. Попросив разрешения у Кленова, скова поднялся Вельт:

– Я позволю себе попросить господина вице-президента познакомить хотя бы вкратце присутствующих с его прогнозом будущей жизни человечества, а также с сущностью того могучего средства, обладателем которого становится наше общество.