Дин Кунц - Улица Теней, 77

Ее охватило жуткое отвращение, когда трубчатый язык демона прошелся по ее языку, она чуть не сошла с ума, когда невероятно длинный язык скользнул ей в горло, где что-то холодное, густое и мерзкое брызнуло из него, лишив ее возможности сглотнуть.

Глава 19

Квартира «2-Ж»

Спаркл Сайкс тихонько вышла из стенного шкафа и осторожно двинулась через спальню, следуя за шестиногим монстром, похожим на ребенка, родившегося после всемирного атомного холокоста, каким его может представить себе боящийся насекомых, боящийся грибов, свихнувшийся мескалиновый торчок. Но она видела перед собой не ребенка. Какой-то гибрид, — чего с чем? — нечто, приготовленное в колдовском котле перемешанных ДНК. Светло-серое, с зелеными пятнами, чудовище выглядело словно ожившая мертвая плоть, и Спаркл боялась, что оно может обернуться и взглянуть на нее, а морда у него окажется такой отвратительной, что от одного только ее вида она умрет или сойдет с ума.

На бидермейеровском[14] комоде стояла восемнадцатидюймовая статуэтка Дианы, римской богини луны и охоты. Весила она фунтов пятнадцать. Спаркл схватила Диану за шею и держала обеими руками, неудобную, но элегантную дубинку, на случай, если таковая ей понадобится.

Едва вооружившись, она заметила нечто такое, что поставило ее в тупик. Крадущийся монстр, который казался таким же реальным, как пол, по которому он крался, теперь вдруг стал прозрачным, и она видела сквозь него рисунок напольного персидского ковра.

Если бы она любила выпить или баловалась наркотиками, то подумала бы, что у нее галлюцинации. Спаркл прекрасно знала о воздействиях на мозг мескалина и иже с ним и давно уже оставалась трезвенницей, подсевшей исключительно на кофе.

Испуг, от которого голова Спаркл пошла кругом, вдруг сменился предчувствием беды, которое навалилось на нее такой тяжелой ношей, что она едва могла продолжить преследование крадущегося существа. Так что отстала на пару шагов и остановилась вовсе, когда шестиногое страшилище свернуло от двери в коридор. Вместо того чтобы переступить порог, оно стало еще прозрачнее, все так же крадучись, вошло в стену и исчезло.

Спаркл застыла на секунду-другую, потом поспешила к двери. Опасаясь, что тварь учуяла ее и поджидает, скрывшись из виду, Спаркл осталась в спальне, осторожно выглянула из двери, увидела, что коридор пуст. Гротескный незваный гость не прошел сквозь стену, а лишь вошел в нее.

Но толщины стены определенно не хватало, чтобы шестиногий монстр разместился в ней. Получалось, что он покинул «Пендлтон», переместившись в какую-то другую реальность или измерение.

Руки так увлажнились от пота, что статуэтка Дианы грозила выскользнуть из них. Спаркл поставила статуэтку на пол, вытерла ладони о слаксы и быстрым шагом направилась к открытой двери в комнату Айрис.

Девочка сидела на кровати, привалившись спиной к подушкам, горкой сложенным в изголовье, читала книгу. Не отреагировала на появление матери. Очень часто, прячась за броней аутизма, она даже взглядом отказывалась признавать присутствие других.

Спаркл прошлась по комнате, заглянула в ванную, ожидая увидеть там какое-то изготовившееся к прыжку чудище, сошедшее с картины Босха или сбежавшее из рассказа Лавкрафта. Но в ванной ничего необычного она не обнаружила.

Не желая оставлять дочь одну, Спаркл присела на краешек кресла, дожидаясь, когда замедлятся удары сердца. Но Айрис раздвинула портьеры, ранее сдвинутые матерью, и молнии прорезали небо такими яркими зигзагами, что Спаркл вскочила и выбежала из комнаты.

Ей хотелось оказаться в стенном шкафу-гардеробной со сплошными, без единого окна стенами. Но после встречи с неведомой тварью она не могла заставить себя вернуться в спальню. Вторая такая встреча могла пережечь ей нервы почище молний. Кроме того, ей хотелось находиться поближе к Айрис, на случай, если та ее позовет.

Спаркл ретировалась на кухню, в которой тоже не было больших окон. Днем естественный свет поступал через ряд ленточных окон, расположенных под потолком, в глубокой нише южной стены. Ниша располагалась над общим коридором с более низким, чем в квартирах, потолком. Ленточные окна закрывались ставнями с дистанционным управлением, и она закрыла их еще до начала грозы.

Пока Спаркл варила эспрессо, она вновь думала о мескалине. Пейоте.[15] Она знала разрушительный потенциал этого наркотика. И задалась вопросом: а может, ей подсыпали в еду тот или иной галлюциноген? Конечно, попахивало паранойей — как такое могло случиться? — но она не могла найти другого объяснения тому, что видела.

Толман Рингхолс, Тол, Толли, симпатичный и харизматичный профессор, соблазнитель студенток, знал о галлюциногенах все: мескалин, ЛСД, айяуаска,[16] псилоцибин и другие субстанции, извлекаемые из волшебных грибов… Соблазнив Спаркл в конце ее второго года обучения — его анализ стихотворения Эмили Дикинсон[17] о молнии, номер 362, покорил ее сердце, — она ничего не знала о его религии, в которой объектом поклонения являлось любое изменяющее сознание вещество. Тол затрагивал сей предмет очень осторожно, открыл веру в вызываемую химическими препаратами трансцендентность, лишь убедившись, что Спаркл полностью в его власти. А когда она отказалась участвовать в его путешествии души, тайком подсыпал ей в кофе мескалин. Вместо того чтобы «коснуться лица Бога» — таким обещал Тол эффект этого таинства, — для Спаркл все обернулось жуткими галлюцинациями, память о которых до сих пор преследовала ее.

Она бросила Толмана Рингхолса, что оказалось для него сюрпризом, а вскоре выяснилось, что первый раз он обманул ее до того, как подсыпал в кофе мескалин. Он сказал ей, что она может не предохраняться, поскольку он сделал вазэктомию. Так появилась на свет Айрис.

И теперь шестиногий чудовищный младенец казался отголоском тех жутких галлюцинаций, хотя прежде ничего такого с ней не случалось.

Тревожась из-за того, что Айрис одна, но боясь молний, она сидела за кухонным столом, спиной к ленточным окнам в высокой нише. И не могла видеть пульсирующие вспышки в щелях между ставнями, когда молнии рвали небо. Но при раскатах грома лампы на кухне мерцали, и этих псевдовспышек хватило, чтобы перед ее мысленным взором возник предсмертный танец матери.

Спаркл любила своего отца, как саму жизнь, но ее мать, Уэнделина, любила его больше жизни. За год ее горе не смягчилось временем до печали, как бывает обычно, а, наоборот, усилилось до душевной боли, и она жила в отчаянии, которое отгородило ее от дочери. Первую годовщину смерти Мердока природа решила отметить другой грозой, которая надвинулась с океана. Спаркл побежала к матери, но поначалу не смогла ее найти. И лишь поднявшись по спиральной лестнице в башенку, увидела мать на площадке с перильцами, расположенной на крыше дома. Уэнделина смотрела на грозовые облака, которые, казалось, затягивали в себя последний дневной свет. В синем платье, которое особенно любил отец Спаркл, босиком на мокрых досках, с зонтом в руках, который не очень-то прикрывал от сопровождаемого сильным ветром дождя.