Стивен Кинг - Противостояние. Том II

— Я думаю, тут есть еще кое-что, — грустно сказала Люси.

Он вопросительно глянул на нее.

— Как там сказано? «…и я ворочаюсь досыта до самого рассвета»?

Он кивнул.

— Довольно точное описание влюбленного, вам не кажется? — сказала Люси.

Он посмотрел на нее, изумившись тому, что она все время знала именно то, что ему так не хотелось произносить вслух. Люси пожала плечами и улыбнулась слабой горькой улыбкой.

— Женщины знают, — сказала она. — Женщины всегда чувствуют.

И прежде чем он успел ответить, она пошла к дороге, где должен был сидеть Ларри, сидеть и думать о Надин Кросс.

— Ларри?

— А, — коротко бросил он. — Почему ты не спишь?

— Я замерзла, — сказала она. Галька еще хранила немного дневного тепла. Она села. Он обнял ее за плечи. Судя по расчетам Люси, они находились милях в пятидесяти к востоку от Боулдера. Если они отправятся в путь завтра в девять, то к ленчу могут быть уже в Свободной Зоне Боулдера.

Свободной Зоной Боулдера обозначил это место мужчина по радио; он назвался Ральфом Брентнером и сказал (с некоторой долей смущения), что Свободная Зона Боулдера — это в основном радиопозывные, но Люси понравилось название. Оно звучало правильно. Как начало новой жизни. А Надин Кросс приняла название с почти религиозным рвением, словно о оно обладало силой талисмана.

Через три дня после того, как Ларри, Надин, Джо и Люси приехали в Стовингтон и обнаружили, что Центр по изучению чумы пуст, Надин предложила раздобыть радиопередатчик и начать поиск сигналов по всем сорока каналам. Ларри безоговорочно согласился с этой идеей — так он принимал почти все ее предложения, подумала Люси. Она совершенно не понимала Надин Кросс. Ларри сделал ставку на нее, это было очевидно, но Надин вовсе не хотела иметь с ним никаких дел, кроме повседневной рутины.

Так или иначе, идея с рацией оказалась неплохой, пусть даже ум, породивший ее, был скован льдом (за исключением тех случаев, когда дело касалось Джо). Так будет легче всего обнаружить другие группы, говорила Надин, и условиться о месте встречи.

Это послужило поводом к зашедшей в тупик дискуссии в их компании, насчитывавшей к тому времени полдюжины человек, считая Марка Зеллмана, который раньше работал сварщиком в штате Нью-Йорк, и Лори Констабл, двадцатишестилетнюю медсестру. Дискуссия эта привела к еще более ожесточенному спору по поводу снов.

Начала все Лори, протестующе заявив, что они и так точно знают, куда направляются. Они идут следом за сообразительным Гарольдом Лодером и его группой в Небраску. Разумеется, они идут именно туда и все по той же причине. Сила снов слишком велика, чтобы ее отрицать.

После нескольких реплик на эту тему Надин впала в истерику. Ей не снилось никаких снов или, выражаясь ее словами, никаких проклятых снов. Если остальным угодно практиковаться в психическом воздействии друг на друга — что ж, отлично. До тех пор пока существует некая рациональная причина, заставляющая их двигаться в Небраску, например знак перед заведением в Стовингтоне, все замечательно. Но она желает, чтобы все зарубили себе на носу: она не собирается никуда мчаться на основании какого бы то ни было метафизического бреда. И, если они не возражают, она целиком доверится радио, а не каким-то видениям.

Марк дружески ухмыльнулся в ответ на резкое выступление Надин и сказал:

— Если тебе вообще ничего не снится, отчего же ты разбудила меня прошлой ночью своими разговорами во сне?

Надин побелела как бумага.

— Ты что, обвиняешь меня во лжи? — почти проорала она. — Если так, одному из нас лучше уйти прямо сейчас!

Джо прижался к ней и захныкал.

Ларри сумел как-то успокоить всех, согласившись с идеей рации. И где-то неделю назад они начали ловить позывные не из Небраски (которая была покинута всеми еще до того, как они добрались туда, — об этом они узнали из снов, но и сны стали тускнеть, теряя силу), а из Боулдера, штат Колорадо, за шестьсот миль к западу. Сигналы доходили из мощного передатчика Ральфа.

Люси до сих пор помнила радостные, почти восторженные лица остальных, когда они поймали позывные Ральфа. Сквозь помехи пробился гнусавый оклахомский акцент: «Это Ральф Брентнер, Свободная Зона Боулдера. Если вы меня слышите, отвечайте на канале 14. Повторяю: на канале 14».

Они слышали Ральфа, но у них не было такого сильного передатчика, чтобы ответить, — тогда ответить. Но расстояние сокращалось, и с той первой передачи они успели выяснить, что старуха по имени Абагейл Фримантл (правда, Люси все время думала о ней как о Матушке Абагейл) со своей группой прибыла туда первой, а потом стали приезжать и другие, по двое, по трое и даже партиями до тридцати человек. В Боулдере насчитывалось около двухсот человек к тому времени, когда они первый раз услышали позывные Брентнера; нынешним вечером, болтая с ним — их рация уже легко одолевала расстояние, — они выяснили, что там уже около трехсот пятидесяти поселенцев. Их собственная группа приблизит это число к четыремстам.

— О чем задумался? — спросила Люси, легонько касаясь его руки.

— Я думал об этих часах и о смерти капитализма, — ответил он, указав на ее «Пульсар». — Раньше надо было трудиться как вол, чтобы не пропасть, и те волы, что пахали усерднее всех, в конечном счете приобретали красный, белый или голубой «кадиллак» и часы «Пульсар». Теперь полная демократия. Любая дама в Америке может иметь «Пульсар» и голубую норку. — Он рассмеялся.

— Может быть, — кивнула она, — но вот что я тебе скажу, Ларри. Может, я плохо разбираюсь в капитализме, но про эти тысячедолларовые часы я кое-что знаю. Я знаю, что в них нет никакого проку.

— Вот как? — Он взглянул на нее с удивленной улыбкой. Улыбка вышла скупая, но мягкая. Ей было приятно видеть, как он улыбается — не кому-нибудь, а ей. — А почему?

— Потому что никто не знает, сколько времени, — беззаботно сказала Люси. — Четыре или пять дней назад я спросила мистера Джексона, Марка и тебя, одного за другим. И вы все назвали разное время, и все сказали, что ваши часы останавливались по меньшей мере один раз… Помнишь то место, где вели счет единому мировому времени? Как-то раз в приемной врача я читала статью в журнале об этом. Это просто потрясающе. Они знали точное время до одной миллимиллисекунды. У них там были и маятники, и солнечные часы, и вообще все на свете. Теперь, когда я думаю иногда про это место, я чуть с ума не схожу. Все часы там наверняка встали, а у меня тут тысячедолларовый «Пульсар», который я свистнула в ювелирном магазине, и я не могу поставить его точно, секунда в секунду, как положено. Из-за гриппа. Из-за проклятого гриппа.