Млечный Путь, 21 век, No 2(47), 2024 - Наталья Владимировна Резанова
Обычному человеку, не проработавшему долгие годы с пламенем, не узнать по виду огня, какой у него нрав. Есть огонёк, готовый согреть в холода, готовый помочь с приготовлением обеда, готовый освещать дорогу тёмной ночью. А есть такие огни, которые бродят по свету, жалобно светятся и напрашиваются в друзья. А потом наносят коварный удар в спину. Схватит такой лукавый огонёк, пока все спят, безвинную штору или несчастное полотенце - и считай, что нет жилья.
Но меня такой злодей не перехитрит. Я уже научился видеть, какому знаменитому пламени подражает молодой огонёк на пожаре, на какой исторический пожар хочет быть похожим.
***
К вечеру похолодало. Мы с Ванькой и Кимом выходим из заведения, прощаемся и расходимся в разные стороны.
Всё-таки мы не друзья. Обычные коллеги. Настоящим другом был Тигрович. Он научился читать мысли огней раньше меня. Мне уже никогда, наверное, не забыть, как я пренебрежительно шутил над его словами о мечтах огня, о желаниях огня. И не забыть, как потом, когда тушили пожар на складе, я вдруг увидел среди деревянных ящиков и стеллажей горящие паруса. Это был первый раз, когда мир огней раскрылся передо мной.
Тигрович после той смены рассказал мне, что огонь на складе подражал пожару, когда-то случившемуся на попавшем в штиль корабле. Есть где-то в океане тихие широты, на которых подолгу не дует ветер. Кораблям там приходилось неделями ждать попутного ветра... Тигрович рассказывал, а я, растерянный после случившегося, представлял большой парусный корабль, вспыхнувший в безветренную тёмную ночь. Представлял огонь, крушащий мачты, ломавший сперва один борт, затем корму. И матросы кричат, хватаются за грудь, ищут свои маленькие распятия, сжимают, будто хотят выдавить из них спасение.
Хотя с чего я тогда решил, что все погибли? Ведь могли хотя бы некоторые спустить шлюпки на воду, дождаться другого корабля, пережившего штиль.
Совсем недолго мы вдвоём, я и Тигрович, были единственными, кто мог читать мысли огней. Совсем недолго - я видел корабль в конце мая, а в первую неделю июля Тигровича не стало.
В тот июльский день загорелся областной Дворец культуры. Тигрович побежал на второй этаж проверить, всех ли вывели из здания. И там он попался в лапы белого огня, острого, как зубья капкана. Когда мы с ребятами залили весь первый этаж и поднялись в зал, то увидели, как погибает Тигрович. Он уже не двигался. И похоже это было на то, как если бы он просто уснул в пламени, будто в светящейся белой пижаме. Мы залили весь зал. Там на стенах висели картины с улыбающимися людьми в костюмах императоров и военных генералов, картины с женщинами в платьях придворных дам, и мне показалось, что им смешно смотреть на мёртвого Тигровича, от которого остался какой-то чёрный сухарь. И я направил рукав со стволом прямо на эти картины, даже на уцелевшие, начал заливать их водой.
Друг, какие у тебя были последние мысли? О чём ты думал перед тем, как угодить в огненную ловушку? О первой любви, наверное, о самом красивом рассвете, о песке на тёплом берегу, о вкусе зрелой шелковицы... Это так, как представляю я. Но, если быть честным, обошлось ведь без всякой поэзии, без мыслей о вечном. Вспомнил какую-нибудь смешную историю о драке стаи кошек со стаей ворон, подумал, что нужно рассказать её после смены, а затем - всё, финал.
Я никогда не считал себя виноватым. Тигрович погиб, исполняя долг. Только то острое белое пламя никак не могу забыть. Его мысли так и не удалось прочесть, словно это был огонь-безумец. С пожаром во Дворце культуры боролись ребята из нескольких частей, и я не уверен, что маленький огонёк не переждал потоки воды где-нибудь под ступенями или в углу оконной ставни. Я вообще ни в чём не уверен. Но я точно не виноват.
Останавливаюсь у поворота и думаю: продолжить идти прямо и добраться наконец до дома или свернуть в сторону и прогуляться ещё.
Сворачиваю. Но не иду дальше нескольких зданий и захожу в небольшую пивную. На улице весьма зябко, воздух холодный, шататься туда-сюда не хочется. Домой тоже не хочется. Лучше просто посижу один. Да, Игнат Тихонович, поднадоел тебе твой собственный дом. Всё больше тянет на общую территорию.
Подходит официантка.
- Сейчас, подождите, - говорю я и открываю меню. - Принесите пока только пол-литра тёмного.
- Хорошо, - говорит она и уходит.
Закрываю меню и озираюсь. Много пустых столиков. Недалеко от меня в одиночестве сидит невзрачная девушка. Или мне сейчас все кажутся невзрачными, пока не забуду ту брюнетку. Девушка недолго смотрит в окно, чуть приоткрыв губы, точно под гипнозом ночного освещения города. Потом достаёт сигарету и зажигалку. За одно мгновение, пока она прикуривает, я успеваю прочитать мысли пламени. Какое доброе пламя, однако. Оно мечтает поднимать в небо аэростаты.
***
Домой возвращаюсь поздно, за полночь. В квартире темно, сын уже спит. Завтра ему в школу. Я медленно, осторожно, чтобы не шуметь, снимаю обувь и прохожу в свою комнату. Дверь закрывается тихо, едва щёлкает замком.
Открываю ноутбук и жду, пока загрузится система. Первым делом просматриваю новости в интернете. Угнали микроавтобус... Реконструируют гребной канал... Пожар в доме известного бизнесмена... Ким, ты не ошибся. Потом начинаю искать информацию о железнодорожной катастрофе, о том, чем бредило то пламя в доме бизнесмена. Среди фотографий нахожу изображение перевёрнутого вагона, точь-в-точь как видел на пожаре. Читаю статью.
"Катастрофа произошла в тот момент, когда на перегоне два состава мчались друг мимо друга. Случился мощный взрыв углеводородов, скопившихся на местности из-за утечки в трубопроводе "Сибирь - Урал - Поволжье". Общее число погибших от 575 до 645 человек, из которых 181 - дети. Раненых - более 600".
Я представляю себе эту местность, труднодоступную для машин скорой помощи и пожарных. Представляю, как несутся два поезда и один слегка чиркает по боку другого, выбивает искру. Это страшно. Господи, как это страшно.
Закрываю ноутбук и сажусь в кресло. В комнате темно, за окном темно. Вижу себя ребёнком, учеником шестого класса. Мы с родителями едем в поезде встретить Новый год в Москве, вместе с их друзьями. Отец и мать о чём-то говорят, а мне надоедает сидеть
