Харлан Эллисон - Второй глаз Полифема

В такие сборища, как это, его никогда не тянуло. Похоже, здесь каждому недоставало слишком многого. Брубэйкер отродясь не чувстовал такого всепроникающего запаха желаний.

В тумане праздно слонялись люди - тусклые силуэты на фоне тьмы, различимые лишь в те краткие мгновения, когда по ним скользил луч Брубэйкерова "фонаря" - узкий конус мягкого розоватого свечения. Они приближались, вспыхивали и снова уходили в туман. Он блуждал среди них, и внезапно чья-то рука коснулась его руки. И он отшатнулся. Впервые в жизни.

Но тотчас понял, что натворил, и устыдился.

Луч "фонарика" обшарил тьму и осветил женщину. Она смотрела на Брубэйкера. Он пригляделся: женщина улыбалась. Знакомая улыбка... очень знакомая. Хромоножка? Девственница? Жена Эда? Или одна из многих других, с кем его сводила судьба?

В темноте ходили, менялись местами люди. Невозможно было понять, разговаривают ли они друг с другом, - голосов не слышно, лишь тихий шепот тумана вокруг темных силуэтов. Может быть, они совокупляются, может, его занесло на шабаш, на жуткую оргию? Где же тогда взрывы безумной страсти, где корчащиеся в исступлении тела? Даже во мраке их нельзя было бы не заметить.

Теперь уже все смотрели на него. А он себе казался совершенно одиноким. Он был не из их числа, его здесь не ждали. Ничьи глаза не лучились радушием.

Только женщина по-прежнему улыбалась.

- Это ты до меня дотронулась? - спросил он.

- Никто до тебя не дотрагивался, - отозвалась она.

- Нет, я точно знаю...

- Никто. - Она смотрела на него, и в улыбке таилось нечто большее, чем ответ, но меньшее, чем вопрос. - Никто из нас к тебе не прикасался. Никому из нас ничего от тебя не нужно.

Сзади раздался мужской голос. Брубэйкер отвернулся от серьезной улыбающейся женщины и опустил голову. Луч упал на мужчину, который лежал в тумане, приподнявшись на локтях. В его чертах тоже было что-то знакомое, что-то из прошлого - неуловимое, как редкое слово; оно обязательно вспомнится, если не думать ни о чем другом.

- Что ты сказал?

Человек поднял глаза, и в них, казалось, мелькнула печаль. - Я сказал: ты заслуживаешь большего.

- Ну, раз ты так считаешь...

- Нет, это ты так считаешь. Это одно из трех главных правил, которые ты обязан знать.

- Три правила?

- Ты заслуживаешь большего. Каждый заслуживает большего.

Брубэйкер не понял. Окружающий его мир выглядел безвременным и нематериальным. И он как ни в чем не бывало разговаривал с... нагими! Как он сразу не заметил? Впрочем, его ничуть не встревожило это открытие. Как и то, что он почти не разбирает их слов.

- А еще два правила? - спросил он у лежащего.

Ответила женщина. Не та, что улыбалась.

- Не надо никому жить в страхе, - произнесла она в тумане, и Брубэйкер отыскал ее лучиком. У нее была заячья губа.

- Ты про меня? Это я живу в страхе?

- Про всех, - сказала она. - Бояться незачем. Страх можно победить. Смелый поступок не сложнее повторить, чем трусливый. Надо только потренироваться. Попробуй какнибудь, потом еще разок; на третий раз будет совсем просто, а после четвертого войдет в привычку. Страх исчезнет без следа, и все тебе будет по плечу.

Он хотел быть с ними. Он себе теперь казался таким же, как они. Но ему не предложили остаться. Ни словом, ни жестом. Он им и впрямь не был нужен.

- Кто вы?

- Мы думали, ты знаешь, - сказала улыбчивая. Голос ее звучал, как из испорченного телефона: то громко, то тихо, то ясно, то неразборчиво. Неполный голос. Увечный.-Брубэйкеру пришло на ум, что он, наверное, пропускает из-за этого слова и даже целые фразы.

- Не имею представления.

- Тебе пора уходить, - произнесла она. Он посветил ей в глаза и увидел бельма.

Лучик мазнул по силуэтам. Убогие! Все до одного! Лысая. Слепая. Атрофированный. Обесчещенная. У каждого какая-то беда, у каждого какая-то нужда. Кто они? Нет, этого он не знал.

"Фонарик" погас.

Вокруг разорвался темный сгусток. Туман и морось заклубились, завихрились и бросили его на смоляной черноте ИстРивер. Темное пятно поползло вниз по реке, и до Брубэйкера донеслось: "Лучше поторопись".

Он почувствовал, как вода плещется о лодыжки, и бросился к берегу. Парапета он достиг уже вплавь. Кое-как подтянулся, лег на бетон. Ветер унялся, но Брубэйкер стучал зубами - он промок до нитки.

- Эй, вам помочь? - с тревогой спросили рядом. До его плеча дотронулась чья-то рука. Брубэйкер поднял голову и увидел женщину в длинном бежевом плаще. Она смотрела на него с тревогой.

- Вы не подумайте, - услышал он собственный голос, я не самоубийца.

- А я и не подумала, - ответила она. - Я только решила, что вам... что вам, наверное, нужна помощь.

- Да, - улыбнулся он, - от помощи я бы не отказался. Женщина помогла ему встать. Он потрогал лоб - вроде не болит. Издалека, с реки, донесся голос, и он посмотрел на женщину.

- Вы слышали?

- Да, чей-то голос. Эхо, наверное. Оно над водой чего только не вытворяет.

- Вы правы.

- Вам надо согреться, - сказала она. - Я близко живу, вон в том доме. Как насчет кофе?

"Возьми от жизни все, чего тебе не хватает", - вот что донеслось с реки, по которой блуждали частички его души, обреченные на вечные скитания. Увечные и покинутые, но уже не принадлежащие ему. Брубэйкеру казалось, что теперь все видится яснее.

И он пошел с незнакомой женщиной. Пошел, не задумываясь о том, когда расстанется с ней - сразу или через вечность. Пошел, чтобы взять от жизни то, чего ему не хватало.

Чего-нибудь согревающего.