Арника Крайнева - Асператумы

Когда Демиев и Кемрейл Марион перебирались из гарбды по стремнине в шаттл, ветер все усиливался – и порой казалось, что под его натиском стремнина слегка раскачивается. Хотя такого быть не могло: крытый трап способен был выдержать какую угодно пылевую бурю. И заставить его резонировать мог разве что случайный вихрь…

Но трап не просто резонировал – и поручни, и ступени его как будто вот-вот должны были пошатнуться, распасться и рухнуть вниз.

А уже в следующее мгновение Демиев понял, в чем было дело: снаружи вовсю, со всех сторон, постукивали мелкие камешки.

И, видя сомнения Кемрейл, Демиев стал торопить ее:

– Беспокоиться не о чем!.. Тут так было всегда!

И первым влез в кабину, подтолкнув вглубь дверь-эрклибру люка, которая тут же отошла в сторону.

Но и Кемрейл, что уже спешила выбраться из почти отвесного крытого туннеля, похожего на выход из стыковочного шлюза на МКС, тотчас последовала за ним.

«Планетологи, – подумал Демиев, – люди, к трудностям привычные. Это же по скольку часов в день надо проводить, бегая вверх и вниз по крутым лестничным подъемам в горах, среди мегалитических сооружений для всевозможных обсерваторий. И лазая в непогоду и солнце по точно таким же лестничным стремнинам на смотровые вышки, а то и за спектросциллографами на телескопические башни. И это на разреженном земном воздухе, на пронизывающем ветру. А значит, каньоны и скалы Марса для этих истых планетологов – обычная рекреационная прогулочка. Повод пропасть ото всех и вся на несколько недель, чтобы монографии одну за другой, уже на реальных фактах основанные, инскриптировать в свой райтноут. Кроме того, в сутках для них все равно что день, что ночь. Так что теряется она нарочно…» – попытался успокоить себя Демиев, занимая капитанский адаптер.

А вскоре эта хрупкая и изящная английская гесперида кое в чем не уступит в первенстве даже Становскому. Ей-то Становский уж точно не сможет внушать, как Берглаеву или Карягину, что годилось, а чего не следовало упоминать в путевых заметках. То есть, если там, за этим Тамерлаевым каньоном, и вправду могли быть в далеком прошлом замешаны марсеиты, то она так и напишет. И присовокупит к этому сухую и упорядоченную отчетность. И не станет внимать доводам большинства, что теории эти, мол, были несвоевременны…

Настоящей теории дай только благодатный материал – и она сама себя докажет. Нужно было лишь уметь определять правильное направление, пускай даже и интуитивно – и тогда, рано или поздно, обязательно появятся результаты.

Вот и сейчас Кемрейл спросила у него на хорошем русском:

– Много уже всего они нашли там, в каньоне?

– Нет, ничего пока не нашли, – ответил он ей неопределенно, рассчитывая на еще большую ее заинтересованность. – Только несколько пещер, где можно переждать бурю.

Не будет он ей пока ни о чем рассказывать. Пускай сама все услышит от Становского.

Ведь, в конце концов, это по ее выводам должны были определять, возведут ли в Тамерлаевом Когте настоящую обсерваторию для наблюдений за Церерой или нет. А Демиеву очень хотелось, чтобы по примеру марсеитов обсерваторию там все-таки возвели – то есть он просто вынужден был сейчас осторожничать.

Потому что, и он был в этом убежден, для всех последующих расчетов «церерианских сумерек» не хватало лишь одного. Подтверждения того, что Тамерлаев Коготь действительно был своего рода древним форпостом астросинтеза для отслеживания церерианской метеоритной изометрии.

И необходимо было, чтобы у этой новой теории благодаря Кемрейл появилось как можно больше сторонников.

Когда они стартовали, снаружи, и пока на значительном удалении от шаттла, пронесся первый пылевой вихрь.

Вихрь был самый обычный – пока что это был малоустойчивый сгусток из песка и мельчайших камней поземки, которые то собирались вместе, а то разлетались по земле с неистовой силой, постепенно развеиваясь.

И, как всегда, он стремительно смещался на скалы, обходя стороной городок Мерелати-Сиэтл с его инверсивной поляризацией, созданной людьми в виде рассредоточенного невидимого препятствия…

Но внезапно внутри клубящихся сонмов песка мелькнула синяя молния и ударила не только в землю, но и протянулась далеко в небеса.

Архитраж из сплошных оконец-гальвапентеров шаттла, что давали необходимый обзор, от этого озарился на миг глубокими оттенками синего и пурпурного свечения; и этот же свет проник сквозь инфраполе в кабину.

– Гроза будет? – спросила Кемрейл.

– Это все из-за создаваемой нами протектополяризации, – ответил Демиев. – Меняя направление вихревого потока, защита отталкивает молнии; но их бы не было вовсе, не будь она задействована. Обычно в горах молний тут не бывает. Случается, они лишь изредка мерцают над речными протоками, где и ударяют в землю с сухим потрескиванием…

– И все равно молнии могут предвещать затяжные грозы, – сказала Кемрейл.

Но Демиев, плавно взлетая, лишь направил шаттл поближе к вихрю – и внутри шаттла все сразу завыло и зашуршало. Мол, то была едва ли не последняя за этот истекший день возможность, когда можно было полюбоваться вихрем. Потому что там, куда они летели, буря уже прошла.

– После нее в каньоне могло выпасть ледяное крошево, – сказал он, когда далеко внизу потянулась испещренная шарповыми насыпями равнина.

Отсюда, сверху, эта равнина казалась лишь незначительно овеянной пылевыми ветрами. Просто над горизонтом удерживалась легкая пылевая дымка, вот и все. Но не было ни облаков, ни грозовых фронтов вдали, что в земных небесах предвещали бы бурю.

И сквозь эту клубящуюся, неустойчивую дымку едва намечался приглушенный, цвета по-весеннему зеленеющей рощицы, закат.

И в нем, в зареве этого заката, сверху все выглядело куда более обнадеживающе, чем с земли. А над отступающей карбидовой завесой из песка – у края неба – не оказалось ни тяжелых, желтых пылевых облаков, ни даже их развеянного нергалового марева.

«Так что, – подумал Демиев, – кое в чем Становский был прав».

Небо этой ночью вместе с восходящей Церерой действительно было пригодно для наблюдений: хотя уже к следующему утру все могло измениться.

Но все-таки он не понимал Становского.

Демиев уже догадывался, что Становскому нужна была не Церера; ему необходимо было, чтобы ближе к утру они с Кемрейл немного погонялись за вихрями.

А погожая ночь и Церера были лишь благовидным предлогом, чтобы вытащить Кемрейл из подземного укрытия.

А то, мол, у него там, в пещерах у Тамерлаева Когтя, лишь понапрасну пылились спектросциллографы. И больше некому было, кроме Кемрейл, установить их в шаттле и понаблюдать за Церерой или вихрями, когда они снова появятся над Архондовой пустынью.