Юрий Медведев - Зеркало времени

— Наддай жару, Ермолай, поболе наддай жару-то! Аль дровишки жалеешь? Да заради такого дела десятину леса спалить не грех.

Из балагана повалили густой дым и искры. Громыхнуло.

— Кого ждем? — протяжно, нараспев спросил кто-то из толпы. — Уж полночь вроде недалече! И без того припозднились. Давай-кось, Никифор, начинай, што ли! Цельный вечер баклуши бьем. Невмоготу нам, невтерпеж!

— Начинай, Никифор, начинай! Невтерпеж! Невмоготу! — заволновалась толпа.

Никифор (тот самый, что наказывал незримому Ермолаю не жалеть дровишек) ответствовал так:

— Задондонили, мужички, одно и то ж: «Начинай, начинай!» Говорено ведь: без Кузьмы, дружка закадычного, нипочем не пущу механизму в работу. С минуты на минуту должон он прискакать, Кузьма-то… Эгей, вот он, кажись, самолично скачет.

И действительно: из темноты явился на взмыленной лошаденке рыжий детина с окладистой длинной бородой. Он мигом скатился с седла и оказался в объятиях Никифора.

— Ну и хорош ты! — укоризненно говорил Никифор. — Епиходов намедни еще явился, и откудова — аж из Сызрани. Братья Челумеевы махнули рукой на хлопоты свои мельничные, прямо с Волги прискакали сломя голову. А ты из села соседнего припоздняешься, к сроку не могешь подоспеть. Эх, стыдоба, браток!

Кузьма безнадежно махнул рукой в сторону своей лошади, пощипывавшей траву.

— Да кляча подвела, окаянная! Как доскакал я до Медвежьего оврага, тут она уперлась — и нипочем дольше не бежит. Беснуется, ушами прядет, ровно волки впереди, аль сила нечистая затаилась в овраге, аль еще што похлеще. Диаволиада, в общем. Уж я и кнутом ее стегал, треклятую, и лаптями поддавал под бока, — ни с места! Пришлось за восемь верст давать крюку, аж через Криволапую запруду сюды добираться. Ты уж извиняй меня, Никифор!

Никифор извлек из кармана огромные часы на длинной железной цепочке, раскрыл крышку, поднес часы к глазам.

— Поспешай, поспешай, время приспело! — сбивчиво заговорил он. — Ты нонче такое увидишь — ахнешь! Ведомо ли тебе, куды я луч от механизмы вознамерился послать? Аж на триста годов вперед! О те времена на энтом месте такие диковинные избы, да амбары, да мельницы понастроят! Ты только пораскинь умом: живых потомков лицезреть, воочию, так сказать!

— Да поведай, Никишка, што за механизму измыслил? — вопросил Кузьма.

— Поздно! Опосля все растолкую, — отвечал Никифор, увлекая Кузьму к балагану.

Они скрылись внутри. Вскоре из балагана раздался Никифоров голос:

— Мужики! Механизма заработает немного погодя! А когда заработает, штоб никто не курил, ногами не шаркал, не тараторил понапрасну! Потому как можно ненароком спугнуть потомков! Чтоб ни слова, ни полслова! Ти-хо! Начинаем! Ермолай, наддай жару! Сымай рогожу с зеркала!

Словно тень исполинской птицы, воспарил над Никифоровым сооружением чехол и унесся во тьму. Багряная ладья луны качалась над купами дерев. Время тянулось медленно, как перед взрывом порохового погреба. Из огромной медной чаши вырвался красный луч и высветил нашу платформу. Луч был тяжел, физически ощутим. Казалось, можно взобраться на него и спокойно расхаживать, как в детских снах ходишь по радуге. Вслед за тем луч еще более сгустился, стал темнеть, темнеть, пока в него не хлынула ночь, а может быть, он сам обратился в ночь.

И тогда…