Анатолий Днепров - Новое направление

– Добрый день! – улыбнулся я.

– Пришли посмотреть на нашу беду?

– Я не знаю, какая беда у вас приключилась.

– Товарищи, – обратился Леонозов к стоявшим возле него сотрудникам, – познакомьтесь: этот молодой инженер – конструктор электронных программирующих систем.

Все головы повернулись ко мне. Я почувствовал себя смущенным, вероятно, потому, что не понимал, о чем они толкуют, хотя все слова были мне, конечно, знакомы.

– У ваших машин есть одно преимущество. Они не бегают, – вдруг обратилась ко мне с улыбкой девушка, та самая Инна, которую я видел вчера вечером.

Все громко засмеялись.

– Если нужно, их можно сделать и бегающими, – возразил я.

– И тогда вместо тонны каждая машина будет весить три, – съехидничала Инна.

– Я примерно догадываюсь, зачем вы ко мне пожаловали, – прервал ее Леонозов. – К сожалению, молодой человек, через десять минут я должен уехать в Москву и поэтому не могу выслушать ваши возражения. Кстати, на конференции по автоматизации вы были недостаточно внимательны. Так вот, пока я буду в академии, отдаю вас на растерзание моим сотрудникам. Часа через два я вернусь, и тогда мы с вами побеседуем.

– А в каком смысле мы должны его терзать, Павел Павлович?

– Я же вам сказал: он конструктор электронных программирующих и регулирующих систем.

– Ага! Тогда пойдемте, – понимающе переглянулась с ним Инна.

Она подошла ко мне и взяла за руку.

– А после, Инночка, передайте его мне! – крикнул вдогонку высокий парень в тенниске.

– Ну и, конечно, мне, – сказал еще кто-то.

– Мрачная жизнь у вас будет сегодня! – засмеялась Инна.

– Это почему же?

– Вам придется увидеть кое-что новое, и, быть может, вы так увлечетесь, что захотите даже переменить свою специальность.

– Я еще ни разу не имел повода сомневаться, что выбрал в жизни правильный путь…

– Пожалуйста, сюда, – перебила она, подталкивая меня к широкой стеклянной двери, которая вела в здание, напоминающее легкий выставочный павильон.

IV

– Вот, смотрите, – сказала Инна, показывая на обыкновенный электронный потенциометр.

Перо прибора медленно выводило на бумаге тонкую красную линию. Рядом с потенциометром стоял глиняный горшок, в котором росла молодая зеленая березка. В ствол березки были вставлены игольчатые электроды. Один из них уходил в землю.

– Что это такое?

– Мы измеряем концентрацию водородных ионов в живом растении.

– Ну и что же?

– Она всегда остается постоянной – семь и две десятые.

– Вот как? Что же здесь удивительного?

– Независимо от условий внешней среды березка сама регулирует концентрацию водородных ионов.

– Это и школьнику известно, – небрежно бросил я.

– Но даже вам неизвестно, что это обстоятельство можно использовать для автоматического регулирования концентрации какого-нибудь вещества, например, в большой химической ванне, поддерживая эту концентрацию в нужных пределах.

Такого поворота разговора я не ожидал!

– Интересно! Расскажите, как это дерево будет регулировать концентрацию вещества в ванне.

Инна начертила на листе бумаги схему клетки растения и стала подробно объяснять. Замелькали химические формулы веществ, входящих в оболочку и ядро, в протоплазму, появились уравнения с участием ферментов.

Я плохо разбирался в химических процессах, происходящих в растении, но стал смутно догадываться, что здесь налицо огромное количество обратных связей, положительных и отрицательных, которые в совокупности приводят к достижению цели. Всякое нарушение равновесия автоматически вызывает реакцию, которая в конечном счете сводит это нарушение к нулю.

– Вы понимаете, что со всеми химическими реакциями, происходящими в организме, связаны соответствующие электрические потенциалы, которые легко «вывести» наружу. И, наоборот, воздействие внешней среды можно переложить на электрические потенциалы и «ввести» их в растение. Вот у нас и получается примерно такой жгут проводов.

Девушка взяла в руки пучок разноцветных проводов, начинающихся у ствола деревца. Некоторые из них уходили в какой-то ящик, другие – в стеклянную банку. Березка была подключена к химическому прибору, сквозь который по двум змеевикам прогонялась жидкость.

– В нашей опытной установке регулируется концентрация обыкновенной поваренной соли. Если мы уменьшим ее концентрацию, добавив воды, то растение немедленно пошлет сигнал на реле, которое включит источник солевого концентрата.

Дальше можно было не объяснять. Я все понял. Коротко это можно было назвать так: растение в качестве механизма регулирования!

Я мысленно представил себе, какую сложную электронную систему нужно было бы пустить в ход, чтобы автоматически регулировать концентрацию раствора в химической ванне. А здесь это делает обыкновенная береза!

– Вместо березы, наверно, можно взять любое друroe растение, например крапиву или какой-нибудь горох! – воскликнул я.

– Конечно.

Я представил себе луг перед моей дачей и лес вокруг этой лаборатории – деревья, кустарники, цветы и травы, представил все леса и поля на земном шаре… Кругом, куда ни глянь, росли готовые «регулирующие системы», которые с такой пользой мог применить человек при решении многих технических проблем.

– Березку мы взяли потому, что это многолетнее дерево и регулирование можно осуществлять без перерыва многие годы, – пояснила девушка. – Впрочем, хотя растения и многообещающи в этом смысле, они хорошо выполняют свои функции только там, где нужно регулировать течение медленных процессов. Животные – другое дело.

Задумавшись, я шел за девушкой к выходу из лаборатории.

– А вот вам еще один фокус. Посмотрите на этот гальванометр.

Я уставился на стрелку прибора, а моя спутница несколько раз провела рукой над листочками какого-то растения. Стрелка сильно качнулась в сторону.

– В чем здесь дело?

– Обычный зеленый лист в качестве фотоэлемента. Сколько стоит фотосопротивление?

– Н-не знаю. Наверно, копеек пятьдесят…

– А лист крапивы?

Я умоляюще посмотрел в ее смеющиеся глаза.

– Всем, конечно, известно, что зеленый лист живет именно потому, что свет вызывает в нем сложные химические реакции. И вот эти реакции переложены на язык электрических потенциалов. Лист крапивы и фотоэлемент!

Сравнение было явно не в пользу электроники. То, что я увидел затем, было ошеломляющим. Временами мне казалось, что я совершенно оторвался от реальности и попал в сказочный мир, где фотоэлементы цвели на грядках, чувствительные термометры спокойно произрастали в глиняных горшках, гигрометры свисали с деревьев. Мне даже показали какой-то роскошный, усыпанный красными цветами куст с длинным латинским названием, который «чувствовал» содержащийся в воздухе углекислый газ с точностью до одной тысячной процента. Другое растение было столь чувствительным к ионам железа в почве, что, как заметила Инна, его уже приняли на вооружение во всех современных аналитических лабораториях.