Фриц Лейбер - Пространство-время для прыгуна

Тщетность расчета на то, что кофе сам по себе способен совершить какое-то чудо, была вскоре еще раз продемонстрирована Липучке, когда Киса-Иди-Сюда, измученная Сестренкой молча дала ей попробовать этого опасного напитка, на первый раз великодушно разбавив кофе молоком и добавив сахару. Конечно, Липучка и так знал, что Сестренке предназначено в недалеком будущем превратиться в кошку, и что никакое количество кофе не заставит ее говорить. Тем не менее, было весьма поучительно видеть, как она выплюнула первый же глоток, пустив кофе по подбородку, и принялась отпихивать от себя чашку с таким остервенением, что выплеснула весь напиток на грудь Кисе-Иди-Сюда.

Липучка продолжал чувствовать огромную симпатию к своим родителям за их заботу о Сестренке и с нетерпением ждал метаморфозы, чтобы, уже как признанное всеми дитя человеческое, дать им истинное утешение. Сердце разрывалось смотреть, как каждый из них пытался уговорить девочку хоть что-нибудь сказать (в тот момент, когда другого рядом не было), как хватались они за каждый случайно вырвавшийся словоподобный звук из тех пяти-семи, которые она умела издавать, с какой надеждой они повторяли его снова и снова. Ему больно было понимать, что пугает их все сильнее не столько задержка в ее развитии (с этим они уже свыклись), сколько явственно возрастающая ее злобность, направленная, главным образом, на Малыша, хотя пара кошек и Липучка тоже получали свою долю. Однажды, застав Малыша одного в кроватке, Сестренка принялась острым углом деревянного кубика колотить Малыша по выпуклой, покрытой легким пушком голове, оставляя красные треугольные ссадины. Киса-Иди-Сюда застала ее за этим занятием. Но что же она сделала?.. Принялась тереть голову Малыша, пытаясь скрыть от Старой Конины эти ссадины!

В тот же вечер Киса-Иди-Сюда выписала из газеты в свою записную книжечку телефон психопатолога.

Липучка отлично понимал, что Киса-Иди-Сюда и Старая Конина искренне верят, будто они родители Сестренки, что они переживают за нее так глубоко, как только можно переживать за дочь, поэтому он, со своей стороны, делал все, что мог, чтобы им помочь. Он вдруг почувствовал, что привязался к Малышу — жалкому маленькому прото-коту, глупому и беззащитному, — привязался настолько, что произвел себя в его добровольные стражи, стал спать в его спальне, начиная с шумом носиться по комнате, стоило лишь Сестренке там появиться. Во всяком случае, он осознал, что как будущий взрослый член кошко-человеческого семейства он несет за него свою долю ответственности.

Добровольно принятые моральные обязательства, говорил он себе, играют такую же важную роль в духовном созревании котенка, как и груз интуитивных прозрений, которыми ему не с кем поделиться, и все возрастающее количество тайн.

Взять, например, историю с беличьим зеркалом.

Липучка довольно рано решил для себя проблему обыкновенных зеркал и появляющихся в них призрачных созданий. Короткое изучение, обнюхивание и одна-единственная попытка пройти сквозь твердую поверхность зеркала в гостиной убедили его в том, что зеркало — это граница иллюзорного или, по крайней мере, герметично запечатанного мира (возможно, творение чистого духа), в котором живут безобидные подражательные призраки, включая молчаливого Липучку-Второго, который так мягко и холодно прикасался к нему лапой.

Точно так же, давая волю своему воображению, Липучка думал о том, что было бы, если бы однажды, глядя в зеркальный мир, он потерял власть над своим духом и позволил ему скользнуть в Липучку-Второго, а дух того впустил бы в себя, — короче, если бы он поменялся местами с лишенным запаха призраком котенка. Липучка-второй обречен на жизнь, состоящую целиком из имитации, ни в чем не может проявлять собственную волю, разве что — иметь обо всем свое собственное мнение, никак его не выражая. Ну, и носиться (с неплохой, надо признать, скоростью!) от одного зеркала к другому, чтобы не отстать от настоящего Липучки. Во всех остальных отношениях жизнь его — болезненно тупая и тяжкая, решил котенок. Поэтому, глядя в зеркало, надо крепче держаться за свой дух.

Но это еще не о беличьем зеркале.

Однажды утром он сидел на подоконнике в спальне и глядел на крышу подъезда. Суть окон была ему уже достаточно ясна — это некие полузеркала, по ту сторону которых находятся два разнородных пространства: бледный зеркальный мир и так называемая улица — грубая и жестокая страна, наполненная таинственными и странно осмысленными шумами, куда взрослые люди неохотно отправляются время от времени, надевая для этой цели специальную одежду и очень громко прощаясь, чтобы друг друга успокоить, но достигая этим прямо противоположного эффекта. Сосуществование двух видов пространства не было неразрешимым парадоксом для котенка, державшего в голове набросок первых двадцати семи глав "Пространства-времени для прыгуна" — книге, в которой сосуществование различных пространств как раз и составляло одну из главных тем.

В то утро в спальне было темно, улица была мрачной, пасмурной и едва видимой. Липучка встал на задние лапы, чтобы получше вглядеться в этот "внешний мир", придвинулся носом к стеклу… И вдруг по ту сторону стекла, на том самом месте, где обычно находился Липучка-Второй, поднялось на дыбы нечто грязно-коричневое, узколицее, с первобытно-низким лбом, темными злыми глазками без белков и непропорционально большой челюстью, полной клиновидных зубов.

Липучка был ошеломлен и самым отвратительным образом напуган. Почувствовав жадную хватку этого существа, вцепившегося в его вдруг ослабевший дух, он инстинктивно телепортировался метра на три назад, использовав свой дар спрямления кривых в пространстве-времени и перемещения в искривленном пространстве (в эту его способность Киса-Иди-Сюда напрочь отказывалась поверить, да и Старая Конина признал с большим трудом).

Тут же, не теряя ни секунды, Липучка вскочил на ноги и на предельной скорости слетел по лестнице, запрыгнул на диван и несколько секунд пристально изучал Липучку-Второго в настенном зеркале, не расслабляясь ни единым мускулом до тех пор, пока окончательно не убедился, что все-таки остался самим собой, не обратившись в гадкое коричневое видение, напавшее на него из окна спальни.

("Ну а сейчас, как по-твоему, что ему было надо? — спросил Старая Конина у Кисы-Иди-Сюда, — чего он там высматривал?".)

Позже Липучка узнал, что видел всего лишь дикую белку, любительницу орехов и грибов, целиком принадлежащую улице, внешнему миру, а вовсе не зеркальному или внутреннему (если не считать ее набегов на чердак дома). Тем не менее, он сохранил яркое воспоминание об этой вспышке оглушительного, глубинного ужаса из-за того, что на месте Липучки-Второго оказалось иное существо. Он с содроганием думал о том, что могло бы произойти, пожелай белка и впрямь воспользоваться его растерянностью и подменить его душу своей. По-видимому, зеркала и все связанные с ними ситуации, как он и опасался, чреваты насильственной утратой духа. Он сохранил эту информацию в том ящичке своей памяти, который был отведен для опасных, волнующих, но потенциально полезных сведений. Таких, например, как, возможность выбраться из окна через форточку (точность прыжка и острые когти!) и взлететь над деревьями.