Пал Молнар - Последний долгожитель
- Ничего.
Далма направилась к двери.
Поллин вскочил с кресла, точно подброшенный катапультой.
- Далма, родная, - произнес он срывающимся голосом, пытаясь удержать жену за плечи. - Скажи мне, что все-таки случилось?
- Абсолютно ничего, Поллин, - ответила женщина, не глядя на него. - Я ухожу... потому что мы с тобой не пара. Мне все это не под силу, я старею.
- Далма, дорогая моя, но ведь все это было известно нам заранее... И потом ты же знаешь, что я люблю тебя и буду любить...
- Да, знаю. И после моей смерти станешь наведываться к урне с моим прахом... точно так же, как сейчас навещаешь своих прежних жен. Нет, Поллин, я этого не хочу. Лучше мне уйти.
Поллин стиснул ее руку.
- И ты бросаешь меня в такую минуту... - проговорил он медленно, словно обращаясь к самому себе.
- Пусти меня, - женщина попыталась высвободиться, - нет никакого смысла тянуть дальше...
Поллин выпустил руку жены.
- Далма... а как же наши дети?
- Дети?.. - Далма окинула Поллина язвительным взглядом. Да они скоро обгонят тебя. Чего ты от них ждешь? Они и не воспринимают тебя как отца... - У нее прорвались долго сдерживаемые горькие слезы. - Даже надо мной они посмеиваются, зачем я вышла замуж за эту живую мумию...
- Далма, выслушай меня! - Поллин хотел обнять жену.
- Оставь меня в покое! - с досадой бросила женщина и, оттолкнув его, выбежала из комнаты.
"Вам грустно? У вас плохое настроение? Примите психовитал, и жизнь опять улыбнется вам!" - слышался назойливый текст телерекламы.
Поллин повернул голову и успел захватить кадр: актриса с лучезарной улыбкой протягивала зрителю зеленую коробочку этого волшебного снадобья.
К полуночи двое мужчин коротали время у стойки бара.
Сквозь матовое затенение на потолке просачивался мягкий красноватый подсвет, наполняя овальное помещение бара приятным полумраком и уютной теплотой. Кроме этих двух мужчин все танцевали, оркестр, поддавшись общему приподнятому настроению, играл вот уже час без перерыва.
Горд, не скрывая скуки, томился разговором. Он ритмично покачивался в такт музыке, с завистью поглядывая на танцующих. Стоило кому-то из них посмотреть в сторону сидящих, как Горд с улыбкой кивал и поднимал свой бокал с виски.
- Постарайся понять меня, Гори, - в третий раз повторил Поллин и одним духом опрокинул в себя виски.
Горд, облокотившись о стойку, посмотрел Поллину прямо в глаза.
- Вот что, приятель, - начал он решительным тоном, с оттенком нетерпения. - Я буду с тобой откровенен, потому что остальные не решатся высказать тебе правду: мы не понимаем и никогда не могли понять тебя, старина.
Поллин отказывался верить своим ушам. Лишь какое-то время спустя он, запинаясь, выдавил:
- В каком... смысле?..
- Не скрою, - спокойно продолжал Горд, - мы тебя ценили как своего рода научный феномен. Ценили, но не более того, Поллин, ведь мы постоянно чувствовали, что ты - нам не ровня. И оттого никто не любил тебя, Поллин... Ты считал меня своим лучшим другом. Это верно, я действительно относился к тебе лучше других. Именно поэтому мне кажется, Поллин, нам лучше объясниться начистоту. Так знай же: мы никогда не понимали тебя и никогда не поймем.
Поллину хотелось убедить себя, что Горд просто шутит.
- Но, послушай, ведь мы неплохо проводили времз, когда бывали вместе... и вы, казалось, рады мне...
Горд резко перебил его.
- Это верно, Поллин. Мы радовались твоему обществу и сейчас радуемся. Но до сегодняшнего вечера мы знали другого человека: не подопытного кролика, занудного нытика и пессимиста, а неизменно молодого Поллина, великого долгожителя, единственного и неповторимого. С ним мы всегда готовы посмеяться и выпить, и девушки гордятся, когда он танцует с ними. Так вот, старина, нам нужен такой Поллин. Очень тебя прошу, дружище, перестань ныть, меня с души воротит от твоих нудных исповедей о рухнувшей семейной жизни и о дураке-докторе. Давай пропустим еще по одной и пошли танцевать!
Поллин почувствовал сильнейшее головокружение. Не от виски, хотя напиток был выдержанный - запасы XX века. Слова Горда его ошеломили. Бутылки, стойка, зажженные светильники, кресла, столы - все заплясало у него перед глазами, когда он, соскочив с табурета, потащился к кабине видеофона. Ему необходимо было поговорить с Далмой, и как можно скорее. По счастыр, из памяти его карманного компьютера еще не стерт кодовый номер родителей Далмы. Зайдя в кабину, он тотчас разыскал этот код и нажал соответствующие клавиши. Пустой экран долгие минуты вибрировал перед глазами, потом появилась Далма; у нее было утомленное, заспанное лицо.
- Далма, родная моя!.. - воскликнул Поллин. Женщина устало провела рукой по глазам.
- Это ты, Поллин... Что тебе нужно?
- Далма, любимая, - ласково проговорил Поллин, - я брошу принимать регенератин и тоже состарюсь... - наклонившись вплотную к микрофону, он прокричал во весь голос: - вместе с тобой!
Женщина молчала, уставившись перед собой сонным взглядом.
- Ты слышишь меня, Далма?.. - воскликнул он.
- Теперь это уже не важно, Поллин, - тихо ответила Далма. - С меня хватит.
Поллин молчал, лицо его окаменело.
- Я всю себя отдала тебе, Поллин, - так же тихо продолжала женщина. - А взамен получила лишь жалкие крохи... ты всегда оставался чужим... С меня хватит, Поллин, я не желаю начинать все сначала. Прощай!
Отображение стало бледнее, отдалилось, экран опустел.
Поллин успел почувствовать только, как колени его подгибаются.
Когда он открыл глаза, то встретил взгляд Горда - холодный, изучающий. Затем и бывший приятель исчез из поля зрения.
Зато откуда-то из непомерной дали вдруг выплыли веселые ребячьи лица: давно забытые друзья детских игр улыбались ему; перед ним возникло доброе материнское лицо, мать смотрела на него пристально и озабоченно, как прежде; а вот девушка, которую он полюбил впервые в жизни, улыбнулась ему радостно и безмятежно, и оба они рассмеялись, звонко и от души, как смеются только в юности...
Вой сирены спугнул видения. Поллин приоткрыл глаза, и белый электрический свет ослепил его. Сильные руки с профессиональной сноровкой подхватили его под мышки, подняли, понесли.
И в эту минуту великий долгожитель почувствовал себя жестоко обманутым.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});