Николай Ютанов - Возвращение звезды Капернаума

— Еб твою мать, — сказал Юлька.

Нет, где-то должна быть банка с галлюциногеном. Должна. Он распаковал аэрозоль с экстрацементом. Натянул респиратор. Чуть оттянув брезгливое рыло респиратора, принюхался. Затем двинулся наискосок через поляну. Баллон лежал в ржавых зарослях ежевики. Вентиль с цифровым замком был надломан. Похоже, лесовичок, тебе достались объедки. Сладкие объедки, женственные, небывалые, как мечта. Юлька взболтал аэрозоль. Белая каша с шипением обхватила замок, запузырилась, застывая. Накручивая колпачок на аэрозольный клюв, Юлька вернулся к рюкзаку. Что ж, с пижонством закончили, и оставшийся ход будем сопеть фильтрами и лизать сетку респиратора.

Юлька щелкнул поясным ремнем. Запрыгали старые шишки под подошвами. Дорога скатилась в русло грязного ручья к разбитому мосту. Белый, словно молочный перегон, поток дробился на камнях в разломанном горле моста. Юлька перешел по еще живому бревну. Слева пошел совсем нездоровый лес. Кренились сосны в красных потеках. Дымилась пылью трава. Попадались полуразложившиеся лягушки величиной с курицу.

Справа холодным взмахом открылось озеро. Карповка. Тишина, как на картине. Голый галечный берег. Ни осоки, ни лозняка. Липкий беззвучный прибой. В заливе у мыса мордой в воду воткнулся вертолет. Из распахнутой двери шла пыль. На хвосте под красной звездой висел удавленник в летной форме.

Юлька сглотнул спазм и в полете чуть не поцеловал решетку респиратора: подлесок перешел в цепкую гнилую зелень. Юлька надел перчатки, плотно затянул ворот. Он еще раз обернулся, сипло выдохнул. Надо бы поесть, но не хочется.

Пошла уже знакомая гниль. Сосны зацвели мертвой зеленью. На листьях закачались капли слизистой росы. Из рваного дерна вытекал бурый сок. Зачастили маленькие озерца с застойной водой купоросного цвета.

Где-то слева загремел тягач. Завизжала пила, хрустнуло падающее дерево. Юлька ладонью вытер слезящиеся глаза и не спеша двинулся на звук.

На просеке два десятка коренастых мужичков, потряхивая мотопилами, валили лес. Зубастые цепи драли нездоровую кору, вязли в мокрой сердцевине. Мужички матерщинно галдели. Ныл лес. Гремел одинокий тягач со сломанным манипулятором. На скобах сидел рыхлоносый потный охранник. Грязными толстыми пальцами от сжимал АКМ, зорко оглядывая стадо. Охранник был немолод, сифилитичен, судя по посадке, угнетен геморроем, но он был запредельно счастлив. Солнце палило сквозь дырявый озон. Охранник дымился из-под застегнутого подворотничка.

Юлька вздохнул. С баллонами и капсулами было легче. Здесь пахло Хозяином — обожженной, потрескавшейся глиной, злобной нечистью, скрученной каббалистическим знаком старого раввина.

Юлька сел у соснового ствола рюкзаком к поляне. Глянул в сторону и с шипом откатился за пригорок: в малиннике мерно подпрыгивали красные шелушащиеся ягодицы. Вздрагивали выпертые на Юльку пара черных растоптанных пяток и пара кирзовых сапожных подошв. Движение остановилось. Мелькнула птичья пятерня, расчесывая красную шелуху. Посыпались причмокивания, словно кто-то, обжигаясь, пил горячий кисель. Ду-тыду!.. растоптанные пятки недовольно зашевелились. Ягодицы запрыгали вновь, заполняя малинник счастливым совиным уханьем.

Стремительным грохотом раскололись облака. Над лесом, раздувая верхушки сосен, всплыл серебристый треугольник бомбардировщика. Вездеход на поляне засучил сломанным манипулятором. Мужичишка-охранник — хозяин сапог и шелушащейся жопы — выпрыгнул из малинника, сжимая одной лапкой упругие мокрые гениталии, другой — отдавая честь улетающей гордости отечества. Black Jack отвернул с полосы и, задрав бугристое рыло, брюхом вперед двинул вверх на запад. Мужичишка, преисполненный счастья, отирал ладошкой слезящиеся веки. Он гордо окинул взором поляну. У Юльки свело челюсти, словно от тошного вкуса жимолости.

— Ага! — сказал мужичишка. — Бля!

Он выдернул из-под булькающей в подлеске фуфайки автомат Калашникова.

Очередь с трассирующей оттяжкой распилила кору над головой Юльки. Лесовик отпрыгнул в решетчатый подлесок и получил прикладом по морде. «По морде, по морде… Тут лиц не бывает…» Сапог тоже весьма неплохо пришелся под ребро, но помешала машинка в кармане юлькиного армейского жилета. Перед лесовиком вывалилось из кустов портупейное брюхо вохра с тягача. Юлька ушел от второго сапога и неловким цюктэком впечатал люминиевую пуговицу в казенное сукно. Развернулся и на втором ударе увяз пяткой в складчатой нажратой шее.

— Грррр, — сказал вохр и плавно, по дуге, как ванька-встанька, начал заваливаться за кочку. Юлька подскочил к туше, приподнял волосатую, обтянутую мундиром лапу. Бросил. Вроде вырубил.

Юлька оглянулся. Фуфайка с пятками молча и деловито ползла к просеке. Коротышка-вохр залег в оранжевых папоротниках и, поблескивая кокардами из зарослей, принялся методично отстреливать сучки над юлькиным рюкзаком.

Юлька, тряся гудящей головой, бесшумно отвалил в овражек. Он прошелся по активным точкам у виска и на челюсти. Боль приглохла. Юлька быстро ссыпал вниз, стараясь не поднимать треска.

Запах опилок затих. Юлька осторожно, полуползком уходил к болоту. Вохрастых придурков здесь целый лес. И у каждого АКМ. Срубят для профилактики без права на кассацию, а мне очень хочется дойти до Плотины, господа… — Юлька присел на минутку, вырвал из индпакета тампон и заткнул кровоточащую ноздрю.

Снова потянуло запахом воды. Сухой, колкий дерн сошел на нет, и лес заполнил разлив розоватого больного сфагнума. Голова еще гудела, ссадина выла. Соображать было тяжело. Юлька осторожно, перепрыжками шел на четвереньках. Мох ласково ловил ободранные кисти.

Юлька привстал, встряхнул компас. Юрген говорил, что здесь можно пройти только по азимуту через болота. Так, Плотина — там. Юлька полез сквозь серый незнакомый кустарник. Ноги чавкнули в грязи, сорвались и провалились в теплый омут.

— Еб твою! — заорал Юлька. — Козел паршивый! Лозняк не узнал, сука! Пизда на палке!..

Неудачно повернувшись, он провалился по пояс. Холодные ключи под бурой трясиной свели судорогой ноги. Юлька с хрустом развернул сбитую шею. Поискал взглядом и, едва дотянувшись, вцепился в одинокую рябинку. Потянул. И вдруг понял, что рябинка выдержит, а он, Юлька, — нет. Чихать на ноющую балду, на то, что хрустело и щелкало разбитое колено. Юльке просто ничего не хотелось. Не хотелось дергаться, переть куда-то. Зато хотелось закрыть глаза и подождать, пока все пройдет…

Юлька посмотрел вперед. Кое-где еще рябили прогалины бывшего озера. Сквозь низкую дымку-туман проблескивала какая-то конструкция. Юлька отпустил рябиновый прутик и поплыл. Руки с трудом выдирались из толстой маски полумертвой зелени. Юлька плевался и шипел на растянутое плечо.