Леонид Панасенко - …Я был уже порочным

Он даже руки опустил от таких слов. Что ей ответить? Как утешить? Но в следующий миг будто солнце выглянуло из-за туч — на лице спутницы появилась улыбка:

— Что вы такой впечатлительный, Витя. Мы с вами не во Франции, и я вовсе не собираюсь помирать. Рвите быстрее лавр — скоро стемнеет.

Через полчаса, наполнив доверху пакет, они стали взбираться на обрыв. Виктора вновь то и дело бросало в жар от неизбежных прикосновений, неотступного запаха вербейника.

Они остановились на едва освещённой веранде. Слова, которые ещё несколько минут назад переполняли Виктора, вдруг куда-то разом исчезли. Она завтра уезжает! До чего всё глупо — она уезжает. И имя… Он даже не спросил её имя. Или не расслышал. Она, кажется, говорила у моря… Всё!.. Сейчас попрощается и уйдёт…

Виктор вдруг заметил в руке у девушки ключ.

Какая удача! Есть повод продолжить разговор, а там… Они оба молоды и свободны. К тому же он ей понравился — это уж точно. Об этом говорили её глаза и руки. Он не мог обмануться.

— Давайте я вам помогу открыть дверь, — он потянулся за ключом.

Девушка спрятала руку с ключом за спину, потупила взгляд.

— Вы не так меня поняли, — промямлил Виктор, тотчас перенесшись с небес на землю. — Я и правда хотел помочь. Тут, говорят, везде негодные замки.

— Да нет, Витя, — смущённо ответила девушка. — Вы тут ни при чём.

Она поёжилась. К вечеру похолодало, появился ветер. От моря как бы приближалась полная и грузная луна. Её блеск ложился на воду, будто лёд, она и кралась по этому льду с величайшей осторожностью — а вдруг провалится.

— У меня к вам необычная просьба, — сказала девушка, глядя Виктору прямо в глаза. — Я жила в комнате не одна. Так вот. Моя напарница сейчас прощается, со своим приятелем. Вы понимаете?..

— Да, да, конечно, — пробормотал Виктор, хотя совершенно не понимал, к чему она клонит.

— Я знаю — вы одни в комнате. А мне не хочется гулять до утра по холоду. Разрешите поспать у вас три-четыре часа. Я уезжаю первым автобусом.

— О чём разговор! —с горячностью воскликнул он. — Спите, сколько вам захочется. Пойдёмте.

От волнения он замешкался с замком — ключ всё не попадал в скважину. Наконец, дверь открылась, Виктор пропустил гостью вперёд, но тут кто-то вышел на веранду, и он торопливо шагнул вслед за ней. Они столкнулись у двери. Девушка засмеялась. А на Виктора вновь повеяло душистым вербейником, мёдом и летом.

Сейчас я найду выключатель, — хрипло сказал он, шаря руками по стене.

— Не надо. Я уже раздеваюсь.

Эти простые слова обожгли Виктора. Отвернувшись, с колотящимся сердцем, он поспешно разделся, оторвав впопыхах пуговицу на манжете рубашки. Одежду он бросил на стул, а сам нырнул под одеяло и замер там, боясь даже шевельнуться.

Девушка раздевалась медленно — она долго шуршала одеждой. В комнате стояла такая глубокая тишина, что Виктор, казалось, слышал даже дыхание гостьи.

Он скосил глаза и только теперь как бы прозрел.

Комнату заливало сияние луны. Девушка сидела вполоборота к нему на соседней кровати и расчёсывала волосы. Они, рассыпавшись, сверкали на её обнажённых плечах, дымились и парили в пронзительном лунном свете.

«Она ждёт меня! Чтобы я подошёл…»

От этого открытия внутри у него всё сжалось и заныло, как перед неизбежным прыжком в ледяную воду.

Виктор считал себя уже достаточно искушённым в любви и даже немного порочным, потому что, потеряв невинность во время месячной практики в колхозе, он весь первый курс искал близости и довольно легко находил её. Особенно запомнилась Светка — такая же жадная на ласки, как и он, с которой они бродили весной, будто мартовские коты, и, одурев друг от друга, целовались где только могли.

«А вдруг я всё придумал?! — остудила Виктора новая догадка. — Даст пощёчину, расплачется и убежит. Что тогда?»

«Но ведь она уже завоёвана, — возразил он сам себе. — Вспомни, как она слушала стихи».

«Постыдись, — сказал другой голос. — Ты воспользовался чужим оружием. Неруда, конечно, бог поэзии, но где твои стихи? Нельзя же просидеть всю жизнь в тени великих и петь с чужого голоса».

«Иди к ней! — грубо и зло обозвался в нём голос страсти. — Чего ты дурью маешься, пацан. В жизни всё проще, чем ты себе представляешь». «Не смей! Она доверилась тебе…»

Девушка тоже легла. Тишина в комнате разрасталась, начинала угнетать. Виктор знал, чувствовал каждой клеточкой тела, что гостья тоже не спит. Он явственно слышал даже шорох её ресниц.

Он лихорадочно придумывал слова и фразы, которыми можно было бы разрушить тишину, но горло пересохло, а одубевший от волнения язык совершенно не повиновался.

От всего этого разболелась голова.

А лунный свет заполнял комнату всё больше и больше, будто океан во время прилива какую-нибудь прибрежную пещеру или грот. Призрачными громадными рыбами плавали в нём желания двух молчащих людей: безмолвно, чуть ли не сталкиваясь, но всякий раз испуганно уходя в сторону.

«Если бы она вымолвила хоть слово. Хоть полслова. Я понял бы этот знак… Раз она молчит, значит и правда устала и ни о чём таком не думает».

«Трус! Размазня! Сопливый студент! Ты же хочешь быть пророком, потрясать души людей… Найди одно-единственное слово. Любое! Лишь бы разбить эту проклятую тишину. Сделай это! Иначе потом будешь казнить себя за нерешительность».

«Она доверилась…»

Виктор, едва не застонав, укрылся с головой, замотался в одеяло, как в кокон. Он лежал в тупом оцепенении, понимая, что только чудо может изменить ситуацию. Сам он никогда не решится — нет, нет, невозможно. Она не такая, как… Светлана, как другие. Она чистая… святая.

Ему опять увиделось наполовину скрытое сумраком её лицо на фоне лунного окна, серебристый нимб волос, как бы парящий над её головой. Вновь и вновь, будто в замедленном киноварианте, всплывала над её лицом прекрасная, чуть полноватая рука, и гребень подхватывал потрескивающее пламя волос.

Он не заметил, как переступил порог сна.

А когда открыл глаза — ему показалось, что это произошло через мгновение, что он вовсе не спал — прожектор луны уже не светил в окно, и в комнату проникали холодные отблески рассвета.

Соседняя кровать была пуста и так аккуратно заправлена, что, казалось, никто на ней и не спал.

«Уехала!»

Виктор вскочил, ещё не зная зачем, стал торопливо одеваться.

На тёмном покрывале он вдруг заметил нечто белое и безумно обрадовался: может, что забыла, может, надо вернуть, найти… «Нечто» оказалось листиком из блокнота.

Виктор подошёл к окну. В записке было буквально несколько слов:

«Спасибо за всё. Вера».