Дэниел Сташовер - Тем временем где-то далеко за Каспийским морем…

Вот как общались между собой сотрудники «Лайфспэн». Стоило поинтересоваться у кого-нибудь, где хранятся кофейные фильтры, и ответ вполне мог затронуть тему роли кофейных плодов в эфиопских религиозных церемониях.

— А как насчет тебя, Новый Сотрудник? — спросила Кейт, комкая пустой пакет из-под картофельных чипсов. — У тебя есть грязные секреты, достойные нашего внимания? Тянется ли за тобой из самой Гринвич-Виллидж след из разбитых сердец?

— У меня была девушка в Нью-Йорке… до того, как я переехал сюда… Но она… Я получил письмо.

— Мы все получали подобные письма, — кивнул Брайан, — у меня их скопилась целая гора.

— Жаль, что Джейн Россмайр здесь больше не работает, — вздохнула Кейт. — Она была неравнодушна к страдающим молодым писателям. Она бы тебе понравилась. Вы могли бы вместе погружаться в угрюмую задумчивость.

— Я не люблю погружаться в угрюмую задумчивость.

— Значит, я ошиблась. Прости.

— Погоди, — встрепенулся я. — Джейн Россмайр — это не та сотрудница, которая покинула «Лайфспэн»? Меня, кажется, взяли на ее место? Какая-то история с Таддеушем Как-там-его?

Брайан и Кейт переглянулись.

— С Таддеушем Палгрейвом, — уточнил Брайан. — Местным аналогом Хитклиффа[2].

— Так что там за история? В устах мистера Альбамарля это прозвучало так, будто Палгрейв гнался за ней с вилами, из-за чего она вынуждена была спасаться из «Лайфспэна» бегством.

— На самом деле никто ничего толком не знает, — покачала головой Кейт. — То есть я хочу сказать, что с учетом того, что здание битком набито исследователями, у нас на удивление мало достоверной информации по Палгрейву. Но за последние полгода Джейн никто не видел и ничего о ней не слышал. Я пыталась ей звонить, но телефон отключен.

— Она мне очень нравилась, — вставил Брайан. — Она восемь раз ходила на «Рамоунз», и я записал ей целую кассету «Sham 69».

— Им не следовало поручать ей работать с Палгрейвом, — перебила его Кейт.

— Я ничего не понимаю, — вмешался я. — Что случилось? Они что, вместе вели колонку?

— Я не думаю. — Кейт задумчиво тыкала соломинкой в кусочек льда, плавающий в диетической коле. — Я думаю, он просто довел ее до сумасшествия. В той или иной степени это происходит со всеми, кто с ним работает.

— Он такой трудный?

— Вообще-то он довольно вежлив, а временами бывает просто очарователен, — отозвался Брайан, — но понять его совершенно невозможно. Он тут работает уже больше десяти лет. Несмотря на это у него нет друзей. Более-менее установленный факт — это его оксфордское образование, что объясняет его странное произношение. Кроме того, он некоторое время чем-то занимался в Сорбонне.

— Что объясняет его ледяное высокомерие, — кивнула Кейт.

— Он вообще не умеет ладить с другими людьми, — согласился с ней Брайан. — Никто ни разу не видел, чтобы он выходил на перерыв. Никогда. Он каждый день сидит у себя за столом, жует бутерброд с тунцом и авокадо и роется в очередной книжке.

— Может, он просто…

— Застенчивый? — фыркнула Кейт. — Ты это хотел сказать, Новый Сотрудник? Нет, Таддеуш Палгрейв не застенчивый. Он держится особняком и свысока смотрит на простонародье. Он успел попотчевать тебя своими импровизированными латинскими прибаутками?

— Нет, я вообще с ним еще не знаком.

Кейт посмотрела на часы.

— Что ж, сегодня тебе представится такая возможность. В четыре часа монтаж. Он там будет.

Она встала и смахнула с коленей крошки.

— Что такое монтаж?

— Перед тем как отправить книгу в типографию, мы встречаемся, чтобы проверить верстку. Все страницы развешиваются по стенам, чтобы каждый мог еще раз их просмотреть.

— На самом деле это всего лишь повод распечатать в пятницу бутылочку вина, — вставил Брайан. — Все потягивают вино и похлопывают друг друга по спине, поздравляя с успешным окончанием работы.

— Все, за исключением Палгрейва, — уточнила Кейт.

— Да, — согласился Брайан. — Все, за исключением Палгрейва.

В четыре часа я приплелся в угловой конференц-зал вслед за Джорджем Вегнером, журналистом с тридцатилетним стажем, начинавшим свой трудовой путь в русском подразделении «НьюсБит». К пробковым стенам были приколоты страницы макета книги, и, как и предсказывал Брайан, в воздухе витал дух самодовольства. Вегнер на протяжении двадцати минут подробно рассказывал мне о введении, написанном им к каждой главе. В каждом из них он кратко описывал то, что ожидает читателя впереди.

— Если сделать это правильно, — говорил Джордж, — читатель даже ничего не заметит. Но для структуры главы такое введение имеет первостепенное значение. Оно придает мышлению читателя необходимое направление. К примеру, в одной из глав, непосредственно перед описанием Мишенери-Ридж, было очень важно…

— Прямодушный и веселый? Вы это серьезно, мистер Вегнер?

Этот голос застал меня врасплох. Я обернулся и увидел Таддеуша Палгрейва, с презрительным и насмешливым видом нависшего над Вегнером. Прежде мне случалось видеть его лишь издали. У него был высокий широкий лоб и заостренный подбородок, что придавало голове вид перевернутой пирамиды. В его светлых волосах пробивалась седина, но кожа была совершенно гладкой, из-за чего определить его возраст не представлялось возможным. Я прикинул, что ему не могло быть меньше сорока пяти лет. Его прищуренные болотного цвета глаза были холодны как лед, хотя я уверен, что он не одобрил бы подобное клише. Но иногда по-другому просто не скажешь.

Вегнер пришел в себя быстрее, чем я.

— Таддеуш, ты, наверное, не знаком с нашим новым сотрудником? Позволь тебе представить…

— Вы чрезмерно увлекаетесь сочетанием «прямодушный и веселый», мистер Вегнер, — повторил Палгрейв, проигнорировав мою протянутую руку.

— Я не понял тебя, Таддеуш.

— В «Самом смертоносном дне» вы проинформировали нас о том, что Амброуз Бернсайд был прямодушным и веселым командующим правым крылом армии Потомака. Во «Втором Манассасе» ты заявил, что Джон Поуп, «хотя и был прямодушным и веселым в повседневной жизни, но заслужил репутацию решительного и хитрого военачальника на западном театре военных действий». А в «Дороге на Чанселлорвилль» мы узнаём, что генерал Джозеф Хукер, «прямодушный и веселый человек, принял на себя командование Второй дивизией Третьего корпуса в начале кампании на полуострове». — Палгрейв кивнул в сторону страницы, на которой появилась возмутительная фраза. — Я могу продолжить.

Вегнер попытался обратить все в шутку, но я видел, как покраснели его уши.