Альфред Бестер - Не по правилам

— Слушай, — оборвал он. — Ты знаешь, сколько это стоит? Почти полторы тысячи долларов!

— Да? Давай, сперва штаны…

— Ты сошла с ума, Линда. Зачем все это барахло?

— Носки не малы?.. Какое барахло? Эти вещи мне нужны.

— Такие как… — Он начал подписывать ярлыки продажи, — как маска для подводного плавания с плексигласовыми линзами за девять девяносто пять? Для чего?

— Чтобы очистить дно пруда.

— А столовый набор из нержавеющей стали за тридцать девять долларов?

— Это если я заленюсь и не захочу греть воду. Нержавейку можно мыть в холодной воде. — Она с восхищением смотрела на него. — Джим, ты только взгляни на себя в зеркало! Вылитый охотник из рассказа Хэмингуэя!

Он покачал головой.

— Не представляю, как ты расплатишься. Надо быть поэкономней, Линда. Тратить такую уйму денег!.. Может, лучше забудем про пианино?

— Никогда, — возмущенно заявила Линда. — Мне все равно, сколько оно стоит!

После дня напряженной физической и умственной работы пианино было установлено в гостиной. Майо в последний раз убедился, что оно не рухнет, и устало плюхнулся в кресло.

— Боже! — простонал он. — Легче было пешком идти на юг.

— Джим! — Линда подбежала и бросилась ему на грудь. — Джим, ты ангел. Как ты себя чувствуешь?

— В порядке, — проговорил он. — Слезь с меня, Линда, я не могу вздохнуть.

— Как мне тебя отблагодарить? Я сделаю все, что хочешь, только скажи.

— А-а, — отмахнулся он. — Ты меня уже подстригла.

— Я серьезно.

— Ты не собираешься учить меня водить?

— Разумеется. Я теперь вечно у тебя в долгу.

Линда села на стул, не сводя глаз с пианино.

— Не поднимай много шуму по пустякам.

Майо с кряхтеньем поднялся, сел за инструмент, смущенно улыбнулся через плечо и заиграл менуэт. Линда выдохнула и резко выпрямилась.

— Ты играешь… — прошептала она.

— Немного учили в детстве.

— И умеешь читать ноты?

— Вроде бы.

— Научишь меня?

— Попробую, это трудно. О, вот еще что я сыграю.

Он начал калечить «Ликование весны».

— Прекрасно… Просто прекрасно!

Линда смотрела ему в спину, и выражение решимости крепло на ее лице. Она медленно подошла к Майо и положила руки ему на плечи.

Он поднял голову.

— Мм-м?

— Ничего, — ответила она. — Ты играй, играй, а я приготовлю обед.

Но остаток дня Линда была так занята какими-то мыслями, что Майо стал нервничать и рано отправился спать.

Годный автомобиль нашли только часа в три на следующий день, причем не «кадиллак», а «шевроле». Они выехали из гаража на Десятой авеню и направились восточнее, где Линда лучше ориентировалась. Она призналась, что границы ее мира простираются от Пятой авеню до Третьей и от Сорок второй улицы до Восемьдесят шестой.

Девушка передала руль Майо и предоставила ему возможность тащиться вниз по Мэдисон, упражняясь в остановках и стартах. Пять раз он терял управление, одиннадцать раз наезжал на машины и даже врезался в витрину — к счастью, без стекла.

— Черт, как трудно, — дрожа от напряжения, выдавил Майо.

— Главное — практика, — успокоила Линда. — Не волнуйся. Обещаю, что через месяц ты будешь классным водителем.

— Целый месяц!

— Ничего не поделаешь, сам говорил, что плохой ученик. Останови здесь.

Машина судорожно дернулась и остановилась. Линда выскочила.

— Подожди меня.

— Что ты хочешь?

— Сюрприз.

Она подбежала к магазину и исчезла. Вернулась она через полчаса в черном платье с жемчужными бусами и в лакированных бальных туфельках на высоком каблуке. Волосы были уложены в пышную прическу.

— Теперь поедем на Пятьдесят вторую улицу.

Майо очнулся от столбняка и тронул машину.

— Ты чего это разоделась?

— Это вечернее платье для коктейлей… Эй, Джим! — Она схватила руль и еле успела отвернуть от стремительно надвигающегося кузова грузовика. — Я веду тебя в знаменитый ресторан.

— Поесть?

— Нет, глупенький. Выпить. Теперь налево. И попробуй плавно затормозить.

Кое-как остановившись, Майо вышел из машины и стал принюхиваться.

— Чувствуешь?

— Что?

— Какой-то сладковатый запах.

— Это моя косметика.

— Нет, что-то в воздухе, сладкое и удушливое. Знакомый запах… Черт, не вспомню.

— Не обращай внимания. Пошли.

Она ввела его в ресторан.

— Тебе надо было надеть галстук, — прошептала Линда. — А, ладно, обойдется.

Сам ресторан не произвел на Майо ни малейшего впечатления, но его зачаровали висевшие в баре портреты знаменитостей. Он едва не обжег пальцы, всматриваясь в пламени спичек в Мэла Аллена, Реда Барбера, Кэсси Штенгеля, Фрэнка Гиффорда и Роки Маркиано. Когда пришла Линда с зажженной свечой, он нетерпеливо повернулся к ней.

— Ты встречалась здесь с кем-нибудь из этих телезвезд?

— Наверное. Выпьем?

— Да-да. Но я хотел бы поговорить о них.

Майо проводил девушку к стойке, сдул пыль с табурета и галантно помог сесть, а сам обошел стойку с другой стороны и профессионально вытер ее платком.

— Моя специальность, — ухмыльнулся он. — Добрый вечер, мадам. Что угодно?

— Боже, как я устала сегодня!.. Мартини со льдом. Сделайте двойной.

— Да, мадам. Оливку?

— Луковичку.

— Значит, двойной «гибсон» со льдом. Сию секунду. — Майо пошарил в баре и извлек виски и несколько бутылок содовой. — Боюсь, мартини не получится, мадам. Нет джина. Что бы вы хотели еще?

— Тогда скотч, пожалуйста.

— Содовая выдохлась, — предупредил он. — И нет льда.

— Ничего.

Майо ополоснул стакан содовой и налил в него виски.

— Благодарю. Составьте мне компанию, бармен. Я угощаю. Как вас зовут?

— Джим, мадам. Нет, спасибо, не пью за стойкой.

— В таком случае выходите из-за стойки и присоединяйтесь ко мне.

— Я не пью, мадам.

— Можете звать меня Линдой.

— Благодарю, мисс Линда.

— Ты серьезно не пьешь, Джим?

— Да.

— Ну, ваше здоровье.

— Пчелы! — неожиданно вскричал Майо.

Линда изумленно раскрыла глаза.

— Ты чего, Джим?

— Я вспомнил этот запах — как в пчелиных ульях.

— Да? Понятия не имею, — безразлично сказала Линда. — Может быть… Еще порцию.

— Сейчас сделаем. Послушай, об этих знаменитостях… Ты действительно их видела? Вот как меня?

— Конечно!

— А кого именно?

Она рассмеялась.

— Ты напоминаешь мне малыша из соседней квартиры. Ему я тоже должна была рассказывать, с кем из телезвезд встречалась. Однажды я сказала ему, что видела здесь Джина Артура, и он спросил: «Со своей лошадью?»