Геннадий Мельников - Коричневые сумерки

Виннер посмотрел вниз - на поверхности отстойника ни одного халли, только дробятся друг о друга концентрические окружности. Он обошел все отстойники - пусты. Подошел к щиту, чтобы повесить багор, и только сейчас заметил, что тот стал короче, присмотрелся - металлический наконечник был срезан, словно автогеном, и от него все еще шел пар.

Виннер торопливо зашагал к административному блоку, но не успел дойти до переходного мостика, как что-то привлекло его внимание. Он шел боком к зданию решеток, но тем не менее заметил некоторую странность в освещении окон: свет колебался и был так слаб, словно там жгли спички, а не горели лампы по триста ватт. Сейчас замкнет, - подумал Виннер, как свет погас на всей территории очистной станции, только в окнах здания решеток колебались красные блики. Сейчас заработает аварийная дизельная электростанция, снова подумал Виннер, но аварийное освещение не включалось.

Постояв с минуту, пока глаза привыкли к темноте, Виннер пошел дальше, но шум за спиною заставил его обернуться... Здание решеток сыпало искрами и, деформируясь, заваливалось на песколовки.

Шварцман вскочил с дивана, комкая ногами газету: в ванной пронзительно и коротко закричала жена. В несколько прыжков он подскочил к двери и дернул за ручку. Заперто. Что за глупая привычка - закрываться в ванной! "Что у тебя, Берта, обожглась?" Тишина. Из-под двери полилась вода, тапочки сразу промокли. "Берта! Берта!" - Шварцман рванул за ручку, защелка сорвалась, и он чуть не упал на скользком паркете. Поднял глаза... В пустой ванне голая жена... Искаженное в предсмертном крике лицо... Сбоку ванны овальная дыра величиной с тарелку. Через нее льется красная вода.

Фрау Каумиц проснулась в кресле, услышав какой-то шорох в туалете. Вероятно, опять заперла там кошку. Встала. В комнате уже темно. Включила верхний свет. Пошла в ненатянутых чулках в коридор. Включила свет в туалете. Открыла дверь. "Кис-кис" - кошки нет. Хотела уходить, как увидела что-то в унитазе, подняла деревянную крышку, и оттуда брызнуло ей в лицо, как из водяного детского пистолета. "Х...ха!" Ни боли, ни страха она не почувствовала.

Разрушив здание решеток, халли устремились по магистральному коллектору в город. Шли такой плотной массой, что встречные стоки выдавливались через смотровые колодцы на поверхность. Поток халли не слабел, хотя и дробился по более мелким коллекторам и уличным сетям. Они не пропускали ни одного ответвления, ни одного дворового участка. По стоякам в домах поднимались толчками, повторяя конфигурацию труб и фасонных частей. В тонких отводах протискивались по одному, вытягиваясь в длину и снова принимая обычную форму в унитазах, ванных, раковинах. Прожигая стены туалетных комнат, расползались по квартирам.

Фюман только расколол три яйца на сковородку, как скрипнула дверь туалета. Посмотрев в ту сторону, Фюман окаменел... Перебирая обрубками, к нему подкрадывался халли.

Опрокинув на него кухонный стол, Фюман выскочил в коридор. Фанерная крышка стола затрещала и вспыхнула, Фюман лихорадочно загремел засовом, толкнул дверь. С лестничной площадки метнулись вверх кошки. Фюман скатился по лестнице вниз и выбежал из подъезда на площадь.

Накрапывал дождь. Брусчатка под ногами блестела и, казалось, что площадь выложена выпуклыми металлическими пластинками. В окнах ближайших домов колебался красный свет, словно там жгли спички. Над крышами со стороны очистной станции, поднималось зарево...

Страшная догадка, наконец, превратилась в уверенность, и крик Фюмана эхом разнесся по гулкой площади:

- Люди! Про...сни...тесь!!!

Со всех сторон на него наползали коричневые тени.