Далия Трускиновская - Роман для клерков

«Ярмутский рейд служит обычным местом стоянки для судов, которые дожидаются здесь попутного ветра, чтобы войти в Темзу. Мы вошли бы в реку с приливом, если бы ветер не был так свеж, а дней через пять не задул еще сильнее. На восьмой день утром ветер еще посвежел, и понадобились все рабочие руки, чтоб убрать стеньги и плотно закрепить все, что нужно, чтобы судно могло безопасно держаться на рейде. К полудню корабль стало сильно раскачивать; он несколько раз черпнул бортом, и раза два нам показалось, что нас сорвало с якоря. Тогда капитан скомандовал отдать шварт. Таким образом мы держались на двух якорях против ветра, вытравив канаты до конца…»

Тут я задумался – знает ли клерк, что такое шварт? И, сообразив, что впереди у нас с читателем еще много морских словечек, пошел мириться к Джереми.

Он выслушал меня довольно мирно.

– Боб, ты на верном пути, – сказал он. – Пиши со всеми подробностями. Не жалей морских словечек! Чем непонятнее – тем страшнее! Лучше всего, чтобы у тебя там порывом ветра снесло мачту, волной пробило борт, а в дырку влезло щупальце страшного кракена. Это клеркам понравится.

Мне показалось странным, что Джереми так живо представляет себе эту неприятность, словно сам стоял в трюме по пояс в ледяной воде и отбивался от чудовища.

– Ты же сам сказал, что их незачем пугать неприятностями, – напомнил я.

– Неприятности бывают разные. Скажем, страшное чешуйчатое щупальце, которое вместе с водой врывается в трюм, хватает беднягу матроса и тащит его в черную пасть, – неприятность приятная. Очерь отрадно читать об этом, сидя в своей маленькой теплой комнатке, со стаканом грога в руке. Только тут такая беда – наш клерк наверняка уже читал про страшного кракена в другом романе, он примется сравнивать, искать ошибки. Ну, ты понимаешь…

– Ничего себе приятная неприятность! Ты когда-нибудь пытался перерубить топором щупальце кракена?

Джереми уставился на меня с некоторым подозрением.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что видел его?

– И видел, и вопил с перепугу, зажмурившись, пока мне не дали хорошую оплеуху и не всучили топор!

– Хорошо, Боб, хорошо, успокойся, мы понемногу дойдем до того места в романе, где ты повстречал кракена. Итак…

– Да мы уже дошли…

И я заговорил так, как если бы каждому моему слову надлежало лечь на бумагу и обратиться впоследствии в золотой соверен:

Когда, собравшись с духом, я оглянулся, кругом царил ужас и бедствие. Два тяжело нагруженные судна, стоявшие на якоре неподалеку от нас, чтоб облегчить себя, обрубили все мачты. Кто-то из наших матросов крикнул, что корабль, стоявший в полумиле от нас впереди, пошел ко дну. Еще два судна сорвало с якорей и унесло в открытое море на произвол судьбы, ибо ни на том, ни на другом не оставалось ни одной мачты. Мелкие суда держались лучшие других и не так страдали на море; но два-три из них тоже унесло в море, и они промчались борт-о-борт мимо нас, убрав все паруса, кроме одного кормового кливера. Им повезло больше нашего. Штурман и боцман приступили к капитану с просьбой позволить им срубить фок-мачту. Капитану очень этого не хотелось, но боцман стал доказывать ему, что, если фок-мачту оставить, судно затонет, и он согласился, а когда снесли фок-мачту, грот-мачта начала так качаться и так сильно раскачивать судно, что пришлось снести и ее и таким образом очистить палубу. Судно наше сделалось совершенно беспомощным. В довершение ужаса вдруг среди ночи один из людей, спустившись в трюм поглядеть, все ли там в порядке, закричал, что судно дало течь. Мой приятель Эдди Аскотт по приказу боцмана поспешил туда, и несколько минут спустя мы услышали его отчаянный крик: «Ребята, кракен!»

– Где кракен? В устье Темзы? – перебил меня Джереми.

– А что тут удивительного? Они в наших широтах всегда водились. Правда, не такие крупные, как в Карибском море. Вон там кракен может, вынырнув и выбросившись на палубу, потопить стопушечное судно с экипажем в восемьсот человек. Наши-то будут поскромнее и похитрее. Они появляются только в шторм и нападают на небольшие суда, потерявшие маневренность. И щупальца у них – футов двадцать, может, чуть побольше.

– Может, детеныши? – предположил Джереми.

– Но очень злобные, доложу я тебе, детеныши. Шум поднялся неимоверный, капитан приказал палить из пушек…

– По кракену?

Я относился с уважением к литературным познаниям ирландца, но в морском деле он ни черта не смыслил.

– Пальбой судно дает знать о своем бедственном положении, Джереми. Все видели, что мы лишились двух мачт, стало быть, нетрудно догадаться о вломившемся в трюм кракене. Кто-то меня толкнул, я побежал вместе со всеми. Как я провалился в трюм – не помню, но помню страшное черное щупальце, которое металось, раскидывая груз, и помню, как страшно вопил наш боцман: «Факел! Дайте мне факел!» Уже позднее я узнал, что кракены не сразу ощущают ожоги, но потом погибают именно от них. Рыбаки знают – если косяк рыбы подался в неожиданном направлении, значит, подох кракен…

– И мы едим рыбу, которая откормилась на этой дряни?!?

Слишком поздно я догадался, что квартирная хозяйка кормила ирландца исключительно дешевой треской.

– Извини, Джереми, – сказал я, отворачиваясь. – Извини, но это чистая правда.

Потом хозяйка прислала служанку, девица навела в комнатушке порядок, но работать нам уже не хотелось.

А знаешь, сынок, та ночь многому меня научила. Ведь мы прогнали кракена. Мы обрубили ему концы четырех щупальцев, и он убрался, оставив за собой огромную дыру. Мы сдвинули ящики с грузом, загромоздили ее, этого было мало, вода в трюме поднялась уже на четыре фута. Тогда раздалась команда: «Всем к помпе!» Я хотел было смыться, но матросы остановили меня, говоря, что если до сих пор от меня было мало толку, то теперь могу работать, как и всякий другой. Тогда я встал, подошел к помпе и усердно принялся качать. Мы продолжали работать, но вода поднималась в трюме все выше. Стало очевидно, что корабль затонет, и хотя буря начинала понемногу стихать, однако не было надежды, что он сможет продержаться на воде, покуда мы войдем в гавань, и капитан продолжал палить из пушек, взывая о помощи.

Наконец, одно мелкое судно, стоявшее впереди нас, рискнуло спустить шлюпку, чтобы подать нам помощь. С большой опасностью шлюпка приблизилась к нам, но ни мы не могли подойти к ней, ни шлюпка не могла причалить к нашему кораблю, хотя люди гребли изо всех сил, рискуя своей жизнью ради спасения нашей. Наши матросы бросили им канат с буйком, вытравив его на большую длину. После долгих напрасных усилий тем удалось поймать конец каната; мы притянули их под корму и все до одного спустились к ним в шлюпку.