Михаил Старинов - 4. Галактический маяк

Она отчаянно металась по экранным страницам, надеясь хоть что-нибудь понять, но машина почти не отзывалась. Наконец, не зная как, ей удалось задействовать программу аварийного сканирования. Загорелось трехмерное изображение корабля, раскрашенное в разные цвета, преобладал однако красный - корабль практически весь был охвачен огнем. Ничего жизнеутверждающего. Ни одного живого огонька, борт пуст. Она одна на борту. Только в шлюзе мигал маленький маячок: аварийная капсула? Все, здесь больше делать было нечего.

Пока она добралась обратно до медотсека, начало барахлить искусственное тяготение. Это был очередной, очень скверный признак. До неизбежного конца оставались считанные минуты.

Не останавливаясь, Элин бросила взгляд на пульт саркофага. Убедившись, что системы работают нормально, она переключила его на автономное питание от аккумуляторов. На некоторое время должно хватить. Потом она с силой рванула саркофаг на себя, одним яростным движением вырвав его из гнезда и забросив за спину, потащила к шлюзу, ругаясь почем зря. Времени не оставалось совершенно.

Однако до шлюза она добралась благополучно. Вот где было тихо и пусто, почти как в ангаре. В углу возвышалась одна единственная оставшаяся в наличии аварийная капсула. Судя по тому, что она успела увидеть, наверняка поврежденная. Сверху ярко мигал аварийный маячок.

Разумно. Те, кто напал на корабль, скорее всего парализовали экипаж и запихнув его в капсулы, выбросили в пространство. А сами смотались на собственном корабле. Оставшуюся лишней капсулу они просто обязаны были вывести из строя.

Быстро осмотрев ее, Элин мысленно поздравила себя, хотя и без особой радости. Капсула действительно оказалась пустой, без капли горючего и с поврежденным мозгом-рулевым. Похоже, эти варвары орудовали чем-то тяжелым. С катапультой обошлись проще - один выстрел и с ее останков живописно свисали обрывки оптических кабелей и порванных шлангов.

Что же, надо отдать должное, неведомые враги работали грамотно, практически без щелей. И что же теперь делать, Лис? Опустить лапки? Черт, это еще что такое?

Она ощутила, что корабль начинает медленно вращаться. Видимо, один из двигателей окончательно сдох, а тяга второго все больше отклонялась от оси. Хорошо еще, что обошлось без взрыва. Внезапно ее пронзила сумасшедшая мысль: она поняла, вот он шанс!

Быстро опустив саркофаг у входа в шлюз прямо на пол, Элин рванулась на корму. Быстрей, быстрей! Вот пролетела мимо переборка главного яруса, потом пошли мелькать разноцветные этажи. Скорость перемещения стала неправдоподобной - живые существа так не бегают. Потом, потом... Что-то застучало гулкими, редкими ударами, как огромный барабан - то ли кровь в висках, то ли ее нечеловеческое чудовищное сердце.

Вихрем она ворвалась в машинное отделение и подлетела к затихающему двигателю. Несколько точных движений и ей удалось аварийным ручным приводом - откуда она все это знает, черт побери? - полностью перекрыть подачу топлива, одновременно максимально увеличив подачу к другому, нормально работающему. Скорее, скорее! Она молнией метнулась обратно.

Гладкий матовый желоб, совсем как в детских горках, начинался у самого входа в шлюз. Стиснув свои огромные челюсти, Элин сжала зубами угол саркофага, прыгнула в желоб и стремительно заскользила к открытому люку капсулы.

Влетев внутрь капсулы, она с размаху плюхнулась в кресло, с трудом втиснув рядом с собой саркофаг и свободной лапой стукнула по большой красной кнопке в центре пульта, коротким боковым ударом сметя напрочь предохранительную скобу. Завыл гидравлический привод люка, кресло разложилось, ее прижало к спинке специальными захватами. Ложе было рассчитано на гуманоида и ей в нем было тесно и страшно неудобно.

Вращение корабля, сначала медленное, стало быстро увеличиваться. Также быстро росла и перегрузка. Скоро она стала настолько большой, что Элин мысленно порадовалась, что ее неведомый маленький спутник надежно упакован в саркофаг. Без скафандра человек такую перегрузку не выдержал бы.

Послышался громкий треск. Элин засомневалась, выдержит ли спинка кресла. Однако первыми, на ее счастье, не выдержали захваты. Капсулу отшвырнуло от корабля с такой силой, как будто напоследок, сжалившись над ними, отработала свое безнадежно искореженная катапульта.

ЧАСТЬ 1

Мой дух - мой единственный друг,

Брезгливость - мой враг,

Свобода брать и отдавать жизнь - моя стратегия,

Использование момента - мой главный шанс,

Закон Вселенной - единственное мое сокровище.

Из кодекса воина-ниндзя

клана Тогакурэ ( XVII век )

ГЛАВА 1

1

Молодой сопровождающий, сидящий на том месте, которое когда-то предназначалось для водителя, осторожно покосился на своего спутника. Тонкие струйки дождя за колпаком скикара, натыкаясь на едва очерченное мягким голубым сиянием силовое поле, окружавшее магистраль, рассыпались волнами искрящейся пыли, которые закручивались в прихотливые узоры. Зрелище было завораживающе красивым и несмотря на то, что регулярно повторялось каждое утро, привлекало внимание большинства летящих по трассе.

Высокий пожилой мужчина, сидевший в свободной позе, привычно выпрямив спину и не касаясь удобной спинки сиденья, совсем не интересовался разыгрывающейся снаружи феерией. Все его спокойное сосредоточенное внимание было целиком отдано экрану мощного компа, удобно висящему в воздухе прямо перед ним.

Несмотря на солидный возраст, чувствовалось, что он в полной мере сохранил былую силу и острый проницательный ум. С первого взгляда его можно было принять за менеджера крупной фирмы. Бывшего военного высокого ранга, получившего высокий пост после ухода в отставку и продолжающего активную и успешную деятельность на новом поприще. Однако жесткая складка около губ и тяжелый взгляд прищуренных пронзительных глаз наводили на мысль, что до отставки еще далеко.

Несмотря на ранний час, солнце довольно высоко поднялось над горизонтом. Небо было безоблачным, если не считать того, что прямо над головой висела разлапистая дождевая туча, похожая на огромную кляксу. Легкий дождик, который шел в городе два раза в сутки, строго по расписанию, должен был закончиться через несколько минут. Он уже смыл осевшую за ночь пыль и влажная свежая зелень на деревьях и кустах, не по весеннему густо осыпанными листьями, блестела так ярко, что казалась не настоящей, а нарисованной талантливым голомастером.