Песах Амнуэль - Право на возвращение

- Слушаю! - произнес бодрый голос после второго гудка.

- Добрый вечер, - сказал Карпухин. - Прошу прощения за поздний звонок, но, если я говорю с Михаилом Яновичем Гинзбургом...

- То должны знать, что я не ложусь раньше полуночи, - подхватил голос, в котором все-таки Карпухину почудилась и усталость, может, даже не физическая, а усталость души, или это ему только показалось?

- Да, - помедлив, сказал Карпухин, - я, собственно, хотел передать вам привет от Анатолия Аскольдовича...

Почудилось ему или на самом деле человек, державший у уха трубку и находившийся на расстоянии трех десятков километров от Карпухина, коротко вздохнул и замер в нетерпеливом ожидании?

- Вы меня слышите? - спросил он, потому что долгую минуту в трубке молчали, и даже дыхания слышно не было.

- Слышу, конечно, - тихо сказал Гинзбург. - Спасибо. Как он там? Вы... Вы с ним знакомы или...

Конечно, он хотел спросить, работаем ли мы вместе, но не знал, удобно ли задавать такой вопрос.

- Нормально, - сказал Карпухин. - У академика Карелина все в порядке.

Академиком РАН Карелин стал совсем недавно - во время весенней сессии, прошел с небольшим перевесом, вполне мог и проиграть, космонавтика нынче среди академиков не то чтобы не в чести, но и не среди очевидных приоритетов. Подробностей избрания Карпухин не знал, но считал не лишним упомянуть имя Карелина с отныне положенными ему регалиями.

- О, - с чувством сказал Гинзбург, - академик, говорите? И не забыл передать привет простому...

Фраза осталась недосказанной, и на несколько секунд опять повисло молчание, будто на линии то и дело что-то провисало, отчего голос скатывался в звуковую яму и растворялся там среди прочих посторонних шумов.

- Вы давно в Израиле? - спросил Гинзбург, задав, собственно, два вопроса в одном: ответ зависел от того, приехал ли собеседник на постоянное жительство или в гости.

- Четыре дня, - сказал Карпухин. - Буду еще почти месяц, но у нас много экскурсий, а мне хотелось бы... собственно, не лично мне... поговорить с вами, передать привет не только от академика Карелина, но и еще кое от кого из ваших коллег.

- Бывших коллег, - бесстрастно констатировал Гинзбург, но не стал уточнять, а предложил сразу: - Если завтра у вас нет экскурсий, то мы могли бы встретиться в центре Тель-Авива... вы наверняка не очень знакомы с городом...

- Совсем не знаком, - признался Карпухин. - Мы остановились у родственников в Нетании.

- Нетания, - раздумчиво произнес Гинзбург и помолчал, что-то рассчитывая в уме. - Хорошо, я бы смог подъехать, скажем, на центральную автостанцию... Часов в пять, если вы не против.

- Не против, - сказал Карпухин с излишней, как ему показалось, торжественностью.

- Договорились. Я буду в светлой рубашке навыпуск, седой, но не лысый.

"Мне показывали вашу фотографию", - хотел сказать Карпухин, но все же промолчал. На фотографии у Гинзбурга была пышная черная шевелюра, но ведь прошло столько лет...

- А у меня будет маленький черный рюкзачок с надписью "Wrangler", - сказал он.

В кафе напротив автобусной станции стояли в грустном интерьере под фотографиями потерпевших аварию автомобилей три столика, на которых, если сильно захотеть, можно было бы поставить две большие или четыре маленькие тарелки.

- Я буду черный кофе, а вы? - спросил Гинзбург. Внешность его оказалась совсем не такой, какую представлял Карпухин. На фотографии десятилетней давности Гинзбург выглядел мужчиной в расцвете сил - высокий, широкоплечий, он стоял на фоне уходившего вдаль монтажно-испытательного цеха рядом с нынешним академиком Карелиным, бывшим руководителем конструкторского отдела Шемякиным и еще каким-то мужчиной мрачной наружности, о котором Карпухину сказали только, что это "человек с замечательными мозгами, но длинными ногами". Тот Гинзбург, которого Карпухин увидел выходившим из Тель-Авивского автобуса и узнал по светлой рубашке навыпуск, оказался мужчиной очень среднего роста, сутулым, с длинными руками, которые болтались, будто плети, и волосы действительно были седыми до синевы, а на лице прорезались тоненькие сети морщин, которых не было на старой фотографии. Как сказала бы острая на язык Руфочка, "этого человека, видимо, сильно потрепало в море жизненных обстоятельств".

- Я тоже черный, - сказал Карпухин. Ему было все равно, он предпочел бы рюмку коньяка, но спиртное в этом заведении, скорее всего, не подавали.

Гинзбург что-то сказал на иврите молоденькой "эфиопке" за стойкой, смотревшей на посетителей своими огромными глазами, и девушка кивнула, отчего, как почему-то показалось Карпухину, воздух, и без того жаркий, раскалился до невозможности, но сразу же откуда-то с потолка обрушилась на них холодная волна, и у Карпухина застучали зубы.

- Сейчас, - сказал Гинзбург, усаживаясь за столик, - сейчас и кондиционер войдет в режим, и кофе нам подадут замечательный, я уж вижу.

Все так и получилось: и прохлада, и кофе, и даже прекрасно выпеченные круасаны, Карпухин съел свой в три укуса, прежде чем ответил на традиционный вопрос, который ему в последние дни задавали все - от служащего на почте, куда они с Руфью пришли менять доллары, до случайного прохожего, спросившего по-русски, когда они стояли перед красным светофором:

- Как вам нравится в Израиле?

- Замечательно, - ответил Карпухин и добавил: - А вам?

Гинзбург поставил на стол чашку, из которой пил мелкими глотками, и внимательно посмотрел на собеседника.

- На этот вопрос, - сказал он, - я пытаюсь ответить вот уже одиннадцатый год.

- Анатолий Аскольдович, - продолжал Гинзбург, - все еще работает в системе? Я внимательно слежу за тем, что делается в России, но ни разу не слышал, чтобы по телевидению или в печати кто-нибудь упомянул имя Карелина. Такое впечатление... Вы давно знакомы?

- Год, - сказал Карпухин. - И это был очень насыщенный год. Анатолий Аскольдович очень интересовался тем, как вы тут устроились, он тоже пытался, по его словам, найти упоминания о вас на интернетовских сайтах израильских университетов и на сайте Техниона смотрел, и на сайте Израильского космического агентства...

- Я не работаю по специальности, - перебил Гинзбург и поморщился: Карпухин подумал, что упоминания об университетах, Технионе и космическом агентстве были собеседнику неприятны. "Вполне возможно, - сказал ему Карелин, когда они месяц назад обсуждали предстоявшую встречу с бывшим ракетчиком, - вполне возможно, что Гинзбург не смог устроиться, как ему хотелось бы. Но я убежден, что с его мозгами он наверняка нашел работу, где невозможно обойтись без творческого воображения".

- Знаете, - сказал Гинзбург, - так мы можем долго ходить вокруг да около. Понятно, что академик Карелин вряд ли вспомнил бы обо мне, не будь на то какая-то неизвестная мне причина. И понятно, что вы не стали бы разыскивать меня только для того, чтобы передать привет от моего бывшего начальника. Анатолий Аскольдович что-то организовал? Новый проект? Или собирается? Я прав?