Сергей Трусов - Войди еще раз в те же воды

Его глаза начинают смотреть в разные стороны. Мне представляется, что только таким взглядом и можно охватить его будущую машину, настолько она будет грандиозной.

- Задал параметры на клавиатуре, - говорит "профессор" Макеев, - и готово, программа написана.

Дело понятное. Витя отремонтировал все, что можно отремонтировать, запаял все, что нужно запаять, и теперь не знает, куда себя приткнуть. Но я-то здесь при чем?

- Это очень полезная машина, Витя. Если ты ее сделаешь, я первый пожму твою руку.

Макеев улыбается и отводит глаза.

- Вряд ли. Тебя тогда сократят.

- Ну нет. Кто-то ведь должен будет проверять написанное машиной.

Виктор снова погружается в свои мысли. Наверное, изыскивает другую возможность меня сократить. Его взгляд становится все более и более отрешенным. Хотя он и смотрит прямо на меня, мне кажется, видит он что-то другое. Он сейчас где-то там, далеко-далеко...

И вдруг я узнаю эти глаза. Черные, глубокие, как шахты, на дне которых тлеют едва заметные огоньки. Мои волосы треплет ветер, по небу мчатся хмурые тучи, и люди вокруг молчат. Я успеваю заметить, как бледнеет Витька Макеев и как испуганно расширяются его зрачки.

* * *

...Толпа густела с каждой секундой. Со всех улиц на площадь стекались люди, и я с большим трудом пробился к внешнему оцеплению. Передо мной бесстрастные лица стражников под железными шлемами. Настороженные глаза ощупывают собравшихся горожан, пытаясь насквозь просветить каждого и нагнать страху на всех. Но это излишне - страшно и так. Правда, не всем. Многие пришли, чтобы позабавиться, вдоволь поорать и продемонстрировать свою преданность Великому Магистру. Я не из тех. Страха тоже не испытываю. Холодок в груди и подрагивание коленей - это от нетерпения. У меня и у моих друзей. Смотрю вправо и при этом стараюсь сохранить на лице выражение любопытства и недовольства. Кажется, удается. Я добропорядочный горожанин, пришел поглазеть на забавную штуку, а меня толкают и пытаются оттеснить. В нескольких шагах маячит внушительная фигура Лаккада Одноглазого. Его единственное око, заметив меня, сверкнуло, но тут же погасло. Могучий бас великана, перекрыв гомон толпы, затрубил:

- Наза-ад, скоты парноглазые! Не видна-а-а!!!

Толпа зароптала, но связываться с человеком, похожим на дьявола, не решилась. Стражники снисходительно посмеиваются - им тоже потеха.

Слева вижу хрупкого Родерика. Молодец, подобрался вплотную. Бледный аристократический профиль, курчавые волосы, томный скучающий взгляд. Ни дать ни взять мальчик из приличной семьи, уважает законы, стишки пописывает. Знали бы законники, как этот сорванец с кинжалом обращается! Ничего, скоро узнают.

Я намечаю себе двух здоровенных битюгов. Уж больно у них рожи противные - сытые, красные, довольные. Но глаза подозрительные. Их я убью сразу. Потом... Третий или четвертый стражник может запросто убить меня.

На мне одежда лавочника. Надо и вести себя соответственно. Подпрыгиваю на месте и кричу дурным голосом:

- Огня! Огня!

Толпа подхватывает.

Приметил еще нескольких наших. Первый заслон мы одолеем. Со вторым как бог даст, а третий не в счет - черные сутаны мастера лишь на обедни да на молитвы.

Внезапно толпа притихла и снова взорвалась ликующими возгласами. На помост выходит Великий Магистр в окружении отцов Святой Инквизиции. Рассаживаются.

Крики постепенно смолкают. Взгляды людей прикованы к штабелю дров в центре площади. Наверху столб, и там человек. Наш друг Джоффо.

Выходит глашатай с желтым свитком. Разворачивает, начинает читать. Тишина могильная. Одновременно подходят две черные сутаны с зажженными факелами.

В горле у меня пересыхает, шея деревенеет, и я весь обращаюсь в слух.

- ...Нарушив указ Святой Церкви, преступник совершил тяжкий грех...

Облизнув губы, делаю шаг вперед. В грудь упирается острие меча. Я отшатываюсь, не забыв угодливо улыбнуться, - не слышно, мол.

На лбу у меня выступает пот, а сердце клокочет так, что я весь содрогаюсь от его ударов. Незаметно нащупываю рукоятку ножа.

- ...дабы поступить с ним кротко и без пролития крови.

Глашатай умолк, скатал свиток в трубочку и замер. Черные сутаны опустили факелы...

В этот миг воздух содрогнулся от грохота, и с неба обрушились битые стекла, щепки, обломки камней, смрад и клубы дыма. Толпа всколыхнулась, и над площадью пронесся стон ужаса. Многие, вероятно, решили, что господь сам покарал отступника и теперь примется за остальных. Я не стал объяснять, что это взорвался пороховой склад и бог здесь ни при чем. У меня не было ни времени, ни желания.

Двое битюгов остались лежать позади, а я, подхватив меч, бегу вперед. Опасения насчет третьего и четвертого стражников оказались напрасными - они не причинили мне вреда. Черные фигурки монахов разбегаются в стороны, как тараканы, ослепленные светом. Путаются в длинных одеждах, падают, вопят, вскакивают и снова падают. Мне не до них. Отбрасываю меч, прыгаю и карабкаюсь по штабелю дров. Бревна уже горят, но так лучше - дым укрывает Джоффо от арбалетчиков.

И вот я наверху. Джоффо смотрит на меня с испугом и удивлением, пытается что-то произнести разбитыми губами, но я не слушаю. Тесаком перерубаю веревки, и мой друг валится мне на руки. В этот момент над краем штабеля появляется голова Лаккада. Весь в копоти и крови, он страшен, но более симпатичной физиономии я не видывал.

У каждого из нас на поясе моток веревки. Лаккад сматывает свою, и мы обвязываем безжизненное тело Джоффо. Затем перекидываем свободный конец вокруг столба, и я начинаю спуск. Лаккад страхует, упершись ногами в штабель и осторожно выдавая веревку.

Внизу - ад. В побоище втянулись десятки случайных людей, остальные пытаются выбраться из кровавого месива, но впечатление такое, будто дерутся все. На чьей стороне перевес - непонятно. Пока нам везет. Чудо в том, что мы до сих пор живы.

Меня и Джоффо подхватывают руки друзей. Мы рычим, как загнанные в западню звери, и пробиваемся в сторону базарной площади. Путь к отступлению подготовлен заранее, но если стражники успеют раньше...

Наконец мы оказываемся на узкой улочке между двумя рядами высоких стен. Переводим дух и спешим дальше. Я заглядываю в лицо Джоффо. Тряска на носилках из кожаных ремней причиняет ему боль, но он силится улыбнуться. Внезапно в глазах испуг. Тут же ощущаю толчок в предплечье и вскрикиваю от боли. Успеваю заметить стрелу, насквозь пробившую мою руку, и проваливаюсь в темноту...

Сквозь мглу проступают знакомые глаза за стеклами очков. Чьи? Силюсь вспомнить, мотаю головой, и туман исчезает. Передо мной бледный Макеев. Что-то шепчет. У меня дико ноет рука. Закатываю рукав и вижу шрам. Боль утихает.