Игорь Байкалов - Область трансцендентности

Я не верил СМИ. Как говорится, дыма без огня не бывает. Тем более что налицо не просто дым, а самый настоящий пожар. У некоторых градус ненависти поднимался не только до температуры кипения, но и гораздо выше. После известия о начале войны разгорячённая толпа за полчаса избавила Землю от всех каргонцев: их вытаскивали на улицы, спрятавшихся выкуривали из щелей, уничтожали на месте и разрывали на части. Я смог посмотреть репортаж всего с минуту, дольше оказалось выше моих сил, настолько были ужасны способы истребления. Давно не видел такого ужаса, но тогда я тоже был потрясён известием, и мною тоже владела ярость.

Экономика была переведена на военные рельсы. Все вспоминали Мировую Войну двухсотлетней давности, прогнозировали, что и эта продлится никак не меньше десяти лет. Пока таких жертв, как раньше не было, бои в основном протекали в космосе, но Проксима-2, на которой проживало всего сто тысяч человек, потеряла тридцать процентов своего населения. Тридцать тысяч человек сгорели при бомбардировке мирной планеты… Тридцать тысяч невинных душ, жаждущих жизни, каждая со своей уникальной историей, чувствами и переживаниями, мечтами и разочарованиями… И пусть среди пятнадцатимиллиардного человечества это лишь крохотная горстка, почти невесомая щепотка, но этот удар всегда будет для нас самым сильным…

Я поблагодарил своих соседей за беседу и поспешил в операторскую. Путь проходил через коридоры, выходящие иллюминаторами в открытый космос. Вид из них завораживал сиреневыми всполохами за бортом, словно корабль обволакивал звёздный ветер. Здесь можно было остановиться и подумать.

Кто-то из экипажа наклеил на иллюминатор пронизанные глубиной и мудростью стихи Тютчева:

Небесный свод, горящий славой звёздной,Таинственно глядит из глубины,И мы плывём, пылающею безднойСо всех сторон окружены.

Да, именно пылающей бездной мы окружены во время полёта на сверхскорости, таинственной и вечной. Мы не видим сопутствующих нам кораблей, свет попросту не успевает долететь до нас.

Корабль шёл на сверхскорости, но мы ничего не чувствовали, словно стояли на месте – искривление пространства протекало вдоль корпуса рейнджера, и корабль двигался в его коконе. Только лёгкая дрожь металла и преобразователей энергии Феннига напоминали о движении.

– О чём задумался, философ?

– А! Привет! – я повернулся. Это был Дима. Мы пожали друг другу руки. Лицо друга выражало крайнюю степень озабоченности. – Просто делаю паузу.

– Тоже полезно, – согласился он.

– Всё думаешь, куда это мы летим? – угадал я.

– Куда мы летим, я знаю. Не знаю, зачем. И почему всё-таки нам выставили такой эскорт. Тут слух ходит среди наших, – друг обернулся – рядом никого не было. – Сам подумай, какие раскопки во время войны?

– Думаешь, наши нашли что-то весьма ценное? Новое оружие?

– Сложно сказать…

– Учёные гражданские, насколько я вижу. Но этот Белоусов совсем не походит на генерала. Ты его видел?

– Пару раз. Какой-то он… самовлюблённый, что ли, – ответил Дима.

– Да, он мне тоже не понравился, – признался я, – но он археолог. Это же видно.

– Дело не в их начальнике. Он может быть кем угодно, хоть японским императором. Я тут с ребятами говорил, слухи ходят всякие. Кренюк, знаешь такого?

– Это который Владимир Фёдорович?

– Да.

– Адмирал?

– Дима многозначительно кивнул и добавил:

– Он прибыл вместе с Белоусовым, затем улетел, но перед этим успел поговорить с капитаном. Думаю, не сложно догадаться, о чём.

Да, я догадался, речь шла о предстоящей миссии. Почему обычного археолога сопровождал один из трёх адмиралов Российского Военно-космического флота? Это уже не простые подозрения, а наводит на размышления. От моего скепсиса не осталось и следа. Мне даже стало стыдно за свою близорукость.

– Вот так-то, мечтатель, – без тени превосходства сказал Дима. – Готовься к серьёзной работе. Когда прибудем, дело стоит делать пошустрей. Всё, я заправляться. Встретимся вечером.

Когда я добрался до своего рабочего места, Ястреб молчал. И, слава Богу, хотелось отдохнуть. Через несколько дней должно начаться торможение. Мне не терпелось быстрее увидеть своими глазами иные планеты, но слова Дмитрия меня беспокоили.

– О чём вы думаете? – спросил Ястреб.

– Ни о чём, – поспешил я заверить воспитанника, хотя сам размышлял над вопросом: чем в первую очередь загрузить мощности на время моего отсутствия?

– Странное свойство человека «думать ни о чём». Это всё равно, что подавать пустую команду на процессор.

– Бывает всякое, – ответил я, решив все же протестировать блок индивидуальности. Экспертная система Ястреба должна ответить на комплекс вопросов.

Межзвёздный отрезок пути обычно являлся самой рутинной частью полёта. Оставалась ещё неделя в пространстве, где на многие световые годы нет ни единого рукотворного объекта, если не считать крейсера сопровождения, но и того мы не могли видеть из-за сверхскорости. Шли подготовительные работы. Лаборатория готовила аппаратуру, катализаторы, техники проверяли транспортные боты, а я вместе с Главным Инженером, Евгением Александровичем Вязовым, перебирал косточки искина.

Сообщение о предстоящем собрании могло оставить меня наедине с Ястребом, если бы в зале для брифингов не сломался проектор, но об этом я узнал несколько позже, когда снова сконцентрировался на работе.

Я зашёл в зал. Здесь присутствовали все высшие офицеры корабля, штатные учёные под руководством Ренора, а также прибывшая в научную экспедицию группа во главе со своим начальником Белоусовым, который стоял у поломанного проектора. А еще я заметил руководителя Медицинской Службы Ольгу Яновскую. Перед ней лежали листы с параметрами магнитосферы и радиационной обстановки, в которой предстоит работать людям.

Пока подключалась аппаратура, учёные обсуждали план исследований, причём столь эмоционально и громко, что было трудно не услышать их диалоги – речь шла о предстоящих раскопках. В этот момент в голову пришла мысль, явно или тайно остаться здесь и узнать, с чем же нам предстоит работать. Безусловно, мы все это узнаем в своё время, но я не хотел ждать.

– Молодой человек нельзя ли побыстрее, – Белоусов заметно нервничал.

– Сейчас, – я подключил кабель, и в центре зала, вокруг которого были расположены места, засветилась голограмма.

Проектор отобразил карту Млечного Пути. Четыре рукава и ядро повисли в центре зала. Затем рукав Ориона увеличился. Одна звезда выделилась яркостью, Солнце. Затем вторая, в трёхстах световых годах, стала настолько же яркой.

– Наконец-то… – еле слышно проворчал археолог.