Гайворонский Борисович - Незваные...

– Серега, слушай меня внимательно, – начал Шурша, когда Полеха вколол ему очередную дозу промедола. Пара кубиков алкалоида опия давала отдышку от невыносимых болей на час-полтора максимум. – Сядь рядом, не гоношись. Писец мне, братишка, время моё вышло. Так и не успел ни хрена… Ну да ладно, пусть там…, – Шурша облизнул пересохшие губы и посмотрел на потолок, – хоть что-то есть. Только это и успокаивает. – Он тронул иссушенной рукой уголок выглядывающей из-под подушки книжки с золочёной надписью «Евангелие». – Грехи все отмолил, вроде. Прощения не жду, но прошу, неустанно…, у всех. Сел? Не шурши и слушай.

…Серж выслушал рассказ, мало впечатляющий своими деталями. В общем-то, обычная криминальная история начала семидесятых, когда бравые пацаны стихийно сбивались в банды налётчиков, гоп-стопников, квартирных и майданных воров. Ничего оригинального, за исключением названия – «банда Кабана» – оно показалось знакомым: то ли газеты писали, то ли разговоры где-то звучали о знаменитой тульской группировке. Сергей терпеливо дослушал исповедь друга о своих похождениях и сомнительных подвигах; в другой обстановке «герой» мог бы, наверное, похвастаться ими и заслуженно претендовать на дополнительный авторитет, однако сейчас только горькая необходимость вынуждала рассказчика признаваться в нераскрытых преступлениях, зверских ограблениях и жестоких убийствах по всей области. А необходимость заключалась в следующем. Трое подельников Шурши, знакомые чуть ли не с детсада, являлись основными организаторами банды. Они договорились на заре своего криминального восхождения к звёздам воровского мира, что всю добычу будут «тарить» в известном только им месте. Свой уркаганский притон, названный кильдимом, они организовали в подростковом возрасте в подвале одного из домов-сталинок их родного города. Там они курили первые сигареты, распивали самогон, бренчали на гитаре, отрабатывали смертоносные удары по самопальным макиварам, развлекались с девчонками свободных нравов. Сюда же приносили для дележа и первую добычу. Когда её стало много, а сбыт налажен не был, возникла задача – куда прятать.

И тут один из товарищей предложил организовать тайник прямо тут, в кильдиме. Долго долбили ломами и кувалдами бетон, пытаясь добраться до грунта, а потом вспомнили, что в одном из подвалов соседнего дома кто-то видел в неприметном закутке земляные полы…

Спустя несколько месяцев этот небольшой участок был обнесён тёсаными досками и превратился в крепкий новый сарай, хозяином которого формально стал один из жильцов дома, родственник компаньона Шурши.

Если сначала речь шла об организации тайника в виде зарытого в землю сундука, то теперь, когда по чистой случайности был обнаружен люк в никому не известный доселе бетонный бункер, планы поменялись. О таинственном подземелье, по всей видимости, никто в городе не знал. Наблюдали долго, секрет хранили свято, принюхивались и прислушивались к разговорам об архитектуре и градостроительстве… В городе имелось несколько бомбоубежищ. Друзья побывали во всех, о которых удалось узнать. Ни одно из них не было столь целомудренным, как то, на которое они случайно нарвались. Да и конструкцией с планировкой оно довольно сильно отличалось от других. Было впечатление, что его строительство было особо строго засекречено, архитекторы и строители ликвидированы, а немногочисленные информированные чиновники репрессированы. Возможно, данные где и хранились, но были потеряны из виду. Могло такое быть в послевоенной стране советской? Кто теперь знает?

Оставалось фактом само существование сооружения, похоже, никак не связанного с архитектурой дома, под которым имелся единственный туда вход.

В разбойной команде было единогласно принято жёсткое правило: «казну» делить на четыре части (по числу главарей), хоронить в четырёх отдельных погребках и не крысятничать, то есть не зариться на чужое. Если случится с кем несчастье, отдать родне. На том и порешили.

Спустя несколько лет в живых остался только Шурша. Остальные после громкого процесса кончили трагически: одного прирезали на пересылке, второго расстреляли, третий пропал без вести на Шонтымском руднике. И все в один год. А о рядовых членах и речь вести не стоило. Будто рок повис над бандой. Короче говоря, её финал был предрешён, когда организаторы сгинули с лица земли.

А Шурша, чудом избежав правосудия, затаился. Отсиделся несколько лет в Забайкалье у друганов по малолетке. Потом «вынырнул из тины», вернулся тайком на родину, вскрыл свой тайник и лихорадочно «сделал ноги» подальше из европейской части РСФСР. Погуляв всего года полтора по липовым документам и бездарно промотав целое состояние, снова угодил за решётку, где и познакомился с Сергеем Полехой. Никакого высшего образования он отродясь не имел, а про экономический институт выдумал для форса. Переписывался на зоне со школьным товарищем. Вот он-то и был экономистом по образованию и хоть высоко потом пошёл, но однокашнику своему всегда сочувствовал и связи с ним почему-то не рвал.

Исповедь на том кончалась. Город, адрес дома и ориентиры заначки Шурша с облегчением выдал другу и через сутки скончался.

Полеха не стал сразу покидать дом товарища. Месяцев пять он был ещё главным кормильцем, опорой и надеждой семьи, которая стала почти родной. Пытался крутить роман с племянницей-студенткой, которая явно симпатизировала Сергею, но была по-провинциальному невинна и застенчива.

Вскоре кладоискательский зуд настойчиво повлёк его вон. Город Новомосковск, бывший Сталиногорск, а ещё ранее поселок Бобрики, был совсем недалеко от Тулы.

По дороге произошло непредвиденное. Двоим бритоголовым отморозкам на вокзале не понравилось то ли лицо Палёного, то ли его взгляд. И случилось то, что обычно и случается в таких ситуациях: слово зА слово, чем-то пС столу… Пробитый кастетом череп одного отморозка и сломанная челюсть другого разрешили конфликт, но отложили надолго первоначальные планы.

Только спустя 7 лет после смерти Шурши, когда за плечами уже было 2 срока, Палёный со справкой об освобождении ринулся в поход за сокровищами банды Кабана…

…Докурив сигарету, Полеха встал. Хотелось есть, да и сигареты кончались.Брошенная в вокзальной камере хранения сумка с жалкими пожитками – все, что имелось у Сержа на сегодняшний день. За последние годы жизнь на воле так изменилась… Ориентироваться в ней без денег, надёжного тыла, верных и сильных товарищей было затруднительно. А найти своё место и подавно нелегко. Ни тыла, ни родственников, ни друзей, кроме разбросанных по России зоновских кентов, ни денег. Вся надежда покоилась сейчас здесь, под ногами.Он, включив фонарь, ещё раз оглядел пол и уже явственно различил три пятна, обозначающих места погребения бесхозных теперь кладов. Если там только советские рубли – дело дрянь. Шурша, умирая, ничего не сказал по этому поводу.Вход в каморку с ломом нашёлся быстро. Кроме лома, там оказались кирка, лопата с коротким черенком, кувалда и фомка.Первый удар по бетону вызвал неприятные чувства. Грохот могли услышать жильцы дома. А могли ли? Судя по расположению всего подземного строения и, в частности, «подсобки», Серж мог сейчас находиться и вне периметра дома N7. А глубина подземелья внушала уверенность, что всякие опасения можно отбросить.Несколько коротких, но основательных взмахов проломили корку восьмисантиметровой стяжки, и лом упёрся в дерево. Поддев край бетона, Полеха чуть ли не целиком приподнял керамзито-цементную плиту, под которой оказался средних размеров ящик с буквой «М» на его крышке. Нарисованная красной краской буква наверняка обозначала имя владельца. Или прозвище.Киркой выломав две доски, Серж нашёл в ящике аккуратный старинный чемодан с закованными в железо углами. Вес его вселял надежду. Замок открылся легко. Рублями здесь и не пахло. То было золото и камни: кольца, перстни, броши, браслеты, цепочки и прочая ювелирная мишура. А тяжёлый, видимо золотой, кастет особо выделялся среди мелочи.

– Ну, дают ребята, это уже от жира, – пробормотал Серж, подивившись изделию и примеряя его на кисть.