Кирилл Берендеев - Темная сторона

Едва слышно она произнесла, точно в беспамятстве:

- Нет, ты невозможен. Сколько можно... нет, если хочешь, давай еще раз.

И, странно, в этот миг я узнал ее.

Мимолетные намеки сложились в воспоминания, словно фрагменты головоломки в картинку, ту, что много, десять лет назад, мечтал видеть, мечтал все полгода, пока встречался с ней, с Аней Плотниковой, ученицей одной из школ юга Москвы (я лишь сегодня узнал ее номер), мечтавшей поступить в институт и потому пришедшей на частные подготовительные курсы. Наша группа состояла из пяти человек, я приходил с приятелем, а уходил с ней. Ее любимой фразой была та, что она произнесла совсем недавно в машине, та самая, толкнувшая мои воспоминания; она произносила эти слова часто без всякой нужды, особенно, когда мы были одни. И только лишь я, воспользовавшись интимностью момента, украдкой целовал ее, она говорила то, что произнесла с негою в голосе мгновение назад и беззастенчиво подставляла накрашенные алой помадой губы. Как и сейчас.

Моему желанию оказалось есть за что уцепиться, и оно уцепилось, изморозь смыло обжигающей, душной волной, я исторг из себя полузадушенный хрип и замер, вконец обессилев, стараясь унять сотрясавшие меня биения сердца.

Аня удовлетворенно вздохнула, успокаиваясь, я почувствовал, как болит спина, в которую в порыве страсти впивались ее коготки.

Цепочки на ее шее уже не было, странно, что я заметил это, странно, что я вообще замечал что-то, кроме нее самой. Анна сладко потянулась, пятками сбивая простыню. Я хотел было спросить ее о золотом дракончике, как в дверь осторожно поскреблись.

От этого шелестящего звука я вздрогнул; мне и в голову не могло придти, что в квартире может быть кто-то еще. Впрочем, ничего удивительного, из всей квартиры я успел разглядеть вешалку с моим пальто да постель, в которой меня приняла Анна.

Аня подняла голову.

- Не обращай внимания, это Рэн. Моя, - она на мгновение замялась, компаньонка. Что там?

Дверь приоткрылась на ладонь.

- Я все приготовила, - донесся из-за двери тихий девичий голос.

- Хорошо. Что-нибудь выпьешь?

Я вспомнил о намечавшейся некогда встрече в Лефортове. Отголосок мысли, точно пришедший из чужого сознания, невыразительный и ни к чему не обязывающий. Я потянулся и сел в кровати.

- Только кофе... с коньяком. Если коньяк хороший.

- Есть "Хенесси", устроит? - напротив кровати располагалась березовая стенка, Аня встала, открыла дверцу бара и достала на треть пустую бутылку. Внутри, перед стеклянной задней стенкой, располагались, ожидая своей участи, еще десятка два вин в основном те или иные "шато"; среди них белой вороной в прямом и переносном смысле выделялась бутылка "Абсолюта". Дверца закрылась, Аня, все еще обнаженная, повернулась ко мне - вакханка пред алтарем виноградного бога. В этот миг она еще больше походила на ту, о которой я мечтал в такие далекие времена.

- Знаешь, мы с тобой и в самом деле встречались, - откинувшись на локти и оглядывая ее произнес я. Девушка замерла, бутылка, поднятая на уровень шеи, покачнулась во вздрогнувшей руке. Но она так ничего и не сказала. - Курсы у метро "Профсоюзная" помнишь? В девятом классе, - она резко, излишне резко покачала головой. - Как-то осенью я все приглашал тебя пойти в "Тбилиси" на "Греческую смоковницу", сразу после курсов, ты ужасно упрямилась, потом согласилась, а в самый последний момент выяснилось, что я не захватил с собой бумажник. Ну? И ты тогда....

Она вспомнила. Но все так же молчала. Я поспешил привести еще примеры, считая, что она колеблется, выбирая между да и нет, напомнил ей про забавный случай с расческой; она медленно опустила бутылку и, поколебавшись мгновение, поставила ее обратно в бар. Затем повернулась к креслу, сняла со спинки шелковый халатик, прозрачно-голубого цвета.

- Да, - произнесла девушка, - я вспомнила, - и после паузы добавила. Я с самого начала решала, ты это или Артем.

- Это я. А почему коньяк вернулся на место?

Она обернулась, завязывая пояс. Я кивнул в сторону бара.

- А, это.... Нет, просто в гостиной лучше. Пойдем, я тебя познакомлю с Рэн.

Рэн, полное имя Пак Рэн Сук, молоденькая кореянка, которой на вид не было и восемнадцати, с блеклым усталым лицом цвета сепии, коротко стрижеными волосами, отдающими в рыжину, невысокая и худая до прозрачности, серый джогинг с ярким пятном-надписью "Test the West" висел на ней как на вешалке. Я столкнулся с ней на выходе из комнаты, она несла в гостиную поднос с кофейными чашками и сахарницей.

В гостиной мне была предоставлено место за столом напротив окна; пока Рэн хлопотала над сервировкой, я впервые смог оглядеться и познакомиться с квартирой, в которую меня занесло.

Но первым меня привлекло знакомое поблескивание: на груди Анны вновь появился двуглавый дракончик, я так и не понял, когда она успела надеть цепочку, буквально секунду назад ее шея была беззащитно пуста. Задать вопрос я не решился, просто поднял глаза на стену за спиной Ани.

Ее украшали два средних размеров полотна каких-то современных импрессионистов, нечто подобное, продавалось на Кузнецком да возле запасников Третьяковки. Под ними стояла горка, совершенно забитая посудой; рядом находился пузатый комод на котором находились две полки, забитые розовыми романами и детективами в мягкой обложке. У самого окна притулился двадцатидюймовый "Панасоник"; еще один телевизор той же марки но с почти метровым кинескопом стоял за спиной Рэн, против горки. Рядом с ним пристроился блочный музыкальный центр, кажется, "Марантц", между ним и телевизором возвышались стойки, заполненные дисками и видеокассетами, сплошь пиратскими. В самом углу уютно устроился нескромных размеров трехстворчатый шкаф, одна створка, дальняя ко мне, была полуоткрыта, и из тени на свет показывались краешки пестрых платьев и рукав лилового блейзера. На самом шкафу стояла коробка с надписью: "Сервиз. Пока не трогать!".

Рэн забрала у меня чашку, я от нечего делать, полюбопытствовал, какому заводу принадлежит это бледно-зеленое чудо, прозрачное на свет и украшенное позолоченными цветками. Перевернув блюдечко, обнаружил коричневый значок с двуглавым орлом и надписью по кругу: "Фабрикъ Гарднеръ въ Москвъ" и медленно опустил антиквариат на стол. Затем взялся за сахарницу. Та же надпись. За поднос, засыпанный трюфелями; я действовал в спешке, неосторожно, и высыпал половину на стол. Обе девушки довольно улыбнулись.

Надпись оказалась иной, просто выдавленной в фаянсе: "М.С. Кузнецовъ въ Твери", только орел был прежним.

- Ты сейчас всю посуду переколотишь, - не выдержала Аня. - Успокойся, здесь все такое.

Мне поставили кофе под нос, и я успокоился.

- Сахар положить? - спросила Рэн, едва слышно, и быстро облизала пересохшие губы. Я кивнул и вспомнил об обещанном коньяке.