Вадим Проскурин - Добрая Фея

Мухи атаковали внезапно. Только что ничего не предвещало опасности, и вдруг овчарка останавливается в замешательстве, начинает скулить, бестолково метаться, Огурец смотрит на НЛОметр и кричит:

— Оно здесь!

Но это и без того всем ясно. Ингус падает на спину, он уже не скулит, а визжит, катается по грязной земле, и Чарли вдруг видит мух. Только что их не было (в самом деле, откуда мухи в марте?), и вот тело собаки покрыто сплошным живым ковром, и очевидно, что Ингусу уже не помочь.

Сева хватает автомат и тянется к задней двери, Чарли кричит:

— Отставить!

И добавляет, уже спокойнее:

— Ты бы еще гранатомет схватил.

Сева уже и сам понимает, что автомат не поможет. Он растерянно спрашивает:

— Так как же это?

Чарли оставляет вопрос без ответа. Зажимает пальцем кнопку связи с летчиками и говорит в рацию, спокойно так, с расстановочкой:

— Фиксируйте мои текущие координаты. Вызываю огонь на себя, термобарическими. Радиус зоны… гм… пятьсот метров.

— Сколько–сколько? — переспрашивает рация.

— Пятьсот, — подтверждает Чарли. И обращается к водителю:

— Джа, поехали назад.

Джа кивает, его рука почти не трясется на рычаге переключения передач. Ингус взвизгивает в последний раз и затихает, джип разворачивается и начинает обратный путь по собственной колее. Чарли ставит автомат обратно в гнездо и хватается за ручку — машину сильно трясет. Джа ведет слишком быстро, но Чарли не делает ему замечания. Чарли ждет, когда появятся самолеты.

Четверка «Су–24» прочерчивает небо, закладывая красивый вираж. Чарли поспешно хватает рацию, пока не дошел звук от их моторов.

— Что такое? — спрашивает он у рации. — Почему не сбросили бомбы?

— Не суетись, — советует ему рация. — Успеешь еще помереть. Поддайте–ка газку чуть–чуть.

Джа поддает газку, машину трясет еще сильнее. Рука Чарли соскальзывает с кнопки, он матерится. Нажимает кнопку еще раз и кричит в рацию:

— Бомбы, немедленно! — и подтверждает серьезность своих слов длинной матерной тирадой. — Мы тут не шутки шутим! Опасность высшей степени!

Голос в рации становится серьезным.

— Ты уверен? — переспрашивает он. Ответная фраза Чарли состоит исключительно из

мата. Он переводит дыхание и добавляет:

— Да, уверен.

Проходит секунд тридцать, и мир взрывается. Потом проходит месяц, и на парадной форме Чарли появляется орден «За заслуги перед Отечеством».

— Чарли, проснись, — сказал Юра.

Чарли понял, что уже пару минут тупо пялится в экран компьютера. Он улыбнулся, повернул голову, начал подбирать слова для ответа, и в этот момент на пульте сигнализации запищал зуммер.

А вот и не плакали наши шашлыки, — сказал Чарли и криво ухмыльнулся. — Ребята, выезжаем!

От реки донесся всплеск, не иначе крупная рыба. Костя перевел взгляд в ту сторону и увидел над водой человеческую голову. Точнее, женскую голову, блондинка лет двадцати, незнакомая. Интересно, к кому она приехала в гости? И почему купается одна? И почему он не заметил ее раньше?

— Привет, — сказала блондинка.

— Привет, — отозвался Костя.

Пожалуй, красавицей ее не назовешь, нос крупноват, подбородок островат, да и вообще черты лица немного неправильные. Но глаза большие, выразительные. А ключицы слишком выпирают, наверняка очень худая, как модель. Костя не любил худых женщин.

Блондинка шла по дну, приближаясь к берегу. Вот из воды появились плечи, вот грудь, очень маленькая, с маленькими некрасивыми сосками. Гм… а она ведь голая купается.

Девушка улыбнулась, очень мило и обаятельно, и хихикнула.

— Извини, — сказала она. — Я не хотела тебя смущать.

На какой–то миг Косте показалось, что ее губы не движутся, когда она говорит.

— А никто и не смутился, — сказал Костя. — Подумаешь, голая девушка…

К этому времени она была видна уже по пояс. Действительно, очень худая, не как модель, но все равно худая. Тазовые кости сильно выступают… гм… А она совсем голая, не только топлес.

Она подошла к Косте вплотную, на ее губах блуждала рассеянная улыбка. Вытянула руку и осторожно коснулась Костиной щеки. Прикосновение отозвалось болью, Костя сразу вспомнил, откуда берется эта боль, и сморщился. На минуту он забыл свой вчерашний позор, но теперь воспоминание вернулось. И не в последний раз.

— Прости, — сказала девушка. — Я не хотела причинять тебе боль.

Она еще раз коснулась его щеки, на этот раз мягко и нежно, и совсем не больно. От нее пахло речным илом, но сквозь этот запах пробивался другой. Биологи говорят, что люди нечувствительны к феромонам, но это ерунда, Костя всегда так считал, и неважно, что написано в умных статьях из журнала Nature. Запах женщины — это запах женщины, особенно если женщина так молода и так соблазнительно улыбается.

Он прикоснулся к ее запястью и вздрогнул. Это неправильная, безумная ситуация, эта девчонка не должна здесь быть, и он не должен стоять рядом с ней и думать о ее ласках. Откуда она взялась?

Он не стал искать ответа. Он боялся, что найдет его и что этот ответ ему не понравится. Ему тяжело, его бросила жена, его надо утешить, а кто лучше сможет его утешить, чем умеренно симпатичная юная девушка? И наплевать на вопросы, ответы на них надо искать в спокойной обстановке, а не тогда, когда тебя переполняет боль и ненависть к самому себе. Сейчас боль немного отступила, и это хорошо, пусть она отступит еще немного.

— Пойдем, — сказала она. — Я помогу тебе справиться с болью.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Идинна, — ответила она.

Он внезапно понял, что из всех слов, что она произнесла, только эти слова прозвучали реальным колебанием воздуха. Все остальное, что она говорила, звучало только в его голове. И ее губы на самом деле не двигались, это ему не показалось.

— Идинна, — повторил он и глупо хихикнул. —

Можно я буду звать тебя Инна? Это и похоже, и одно и то же.

Произнеся эти слова, он сразу пожалел, что не к месту процитировал этот глупейший анекдот. Что поделать, он никогда не умел нормально разговаривать с женщинами, удивительно, как Ольга в свое время сумела разглядеть в этом нескладном застенчивом парне… Впрочем, не стоит сейчас думать об Ольге, это слишком больно.

— Хорошо, — сказала Инна. — Пусть будет так. Пойдем.

Она взяла его за руку и повела вверх по склону, к дороге, сразу за которой стоит его дача. Точнее, его бывшая дача. Он соберет вещи, уедет и никогда больше здесь не появится, здесь будет жить Ольга и этот страшный лысый мужик, которого Андрей, может быть, станет называть папой. Хотя нет, не станет, четырнадцатилетний парень никогда не позволит себе такого. Впрочем, кто его знает, Ольга наверняка ему уже все рассказала… И он не позвонил, ни вчера, ни сегодня…