Неархос Георгиадис - Хляо

- Это несправедливо, - прокомментировал Дило Ретрак. - Льготы должны распространяться и на Генеральных Директоров министерств. Мы - опора правительства.

- И, в конце концов, вы постоянны, а министры - временны, поддержала Ноа.

Остановившись у киоска по дороге, Дило набрал номер телефона своего министра.

- Здравствуй, Дило, - сказал министр. - Еду в Центральную тюрьму. Возьму свою долю циркулирующей жидкости заключенных для министерской машины. Сейчас смертный приговор будет приведен в исполнение.

- Именно по этому поводу я вам и звоню, г-н министр.

- Что ты имеешь в виду?

- В решении о льготах министрам ничего не говорится о Генеральных Директорах. Не должны ли и мы получить свою долю?

- Ты прав, Дило, однако, что поделаешь? Сейчас не очень-то большой запас приговоренных к смерти.

- Г-н министр, я прошу вас выделить мне несколько галлонов. Как Вы знаете, мне предстоит поездка по делам Министерства.

- Сожалею, дорогой мой, однако это невозможно.

- Г-н министр, может быть у вас есть претензии ко мне?

- Нет, наоборот, я очень доволен тобой.

- Исправно ли я исполнял обязанности в период вашего назначения на должность?

- О чем речь! Именно поэтому я заполнил твое личное дело благодарностями.

- Благодарности в машину не зальешь. Мне нужно несколько галлонов циркулирующей жидкости.

- Очень сожалею, дорогой мой. Сожалею от всей души. Возьму на заметку твои слова и передам их министру правосудия. Это он ввел Чрезвычайный Закон. Я его увижу в Центральной тюрьме.

Три

В тени кофейни сидят трое старых и морщинистых стариков - само олицетворение прошедших веков. Напротив - глинобитные покосившиеся дома в объятиях колючих кактусов и инжира с цветом листьев, неузнаваемым от пыли. Все старое и уставшее, кроме какой-то цикады на ветке инжира, которая неустанно разматывает клубок своей песни. Забытая миром, безводная и безжизненная деревня. Один старик сидит, опустив руки между коленями, перебирая бусинки четок. Очередь идет по кругу, и счет не кончается никогда. Другой опирается руками на палку. Голова склонена к мозолистым и узловатым пальцам. Иногда он поднимает свою левую руку, чтобы отогнать насекомое, которое кусает его лицо. Третий потягивает со свистом и безнадежной медлительностью маленькими глотками кофе, который уже давно остыл. Безмолвие. Все, что они могли бы сказать друг другу, уже давно сказано.

В эту декорацию въехал и остановился в облаке пыли черный блестящий лимузин. Супруги Ретрак. Нить песни цикады оборвалась. Красная лампочка на табло машины со словом "Хляо" зажглась уже давно, и это значило, что жидкость на исходе. Именно это было причиной, заставившей их вспомнить о забытой деревне и сделать крюк в сто километров от главной дороги.

- Эй, старики, может быть, знаете кого-нибудь в деревне, кто может продать нам немного Хляо? - спросил Дило Ретрак.

Старик, который только что поставил чашечку на поднос, выпятил вперед дрожащую нижнюю губу и одновременно медленно повернул ладони рук вверх, таким образом выражая неуверенность, и застыл в этой позе. Другой старик просто посмотрел на гостей затуманенными закисшими глазами с безразличным интересом, не выражая, однако, ни малейшего желания вмешаться или заговорить. Третий остановил движение четок, переложил их в левую руку и освободил правую для того, чтобы употребить ее как указатель.

- Есть здесь один таксист, подальше, - сказал он без всяких эмоций. У него есть запас Хляо на всякий случай.

- Нам-то он даст?

- Может, даст, а может, и не даст.

- Поезжай с нами. Ты ж его знаешь...

- Нет.

- Давай, старик, я заплачу за труд.

- Нет, сказал. Не хочу его видеть, негодяя.

- Что он тебе сделал?

- Соблазнил мою внучку, четырнадцатилетнюю девочку, и погубил ее. А теперь она у него каждодневная подруга.

Ненависть оживила старика, и эта живость была очевидной противоположностью его прежней неподвижности.

- Ну, нас это не касается, - сказал недовольно Ретрак. - Это ваши личные счеты. Нам бы только найти. Ладно. Отыщем его сами.

Лимузин уехал. Цикада продолжила. Старики вновь застыли. В кофейне послышалась мелодия легкой музыки. Это владелец кофейни включил свое радио.

Дом был старый. Скрипучая деревянная лестница вела наверх, где выцветшие дверь и окна, должно быть, когда-то были зеленого цвета. Постучали, но ответа не получили. Ретрак повернул ручку, и дверь подалась. На старомодной железной кровати можно было различить два обнаженных тела. Слышались стоны и тяжелое дыхание - тела боролись в экстазе любви. Как только открылась дверь, мужчина повернул голову, вскочил и повязался полотенцем, которое висело на спинке кровати. Его подруга была не старше четырнадцати лет. Подобрав колени, она старалась прикрыть себя руками.

- Эй, кто вы такие? - угрожающе закричал мужчина, страшно изменяясь в лице. - Это кто открывает дверь и входит в чужой дом без спросу?

- Извините нас, пожалуйста, - промолвил Ретрак виновато. - Постучали в дверь - никто не открыл. Я - Генеральный Директор министерства социального обеспечения и...

- Пройдите на балкон, господа, и подождите, пока я оденусь, - сказал голый мужчина, пытаясь прикрыть своим телом любовницу от глаз непрощенных гостей.

- Ну и оргия, видел, как они? - прошептала Ноа, когда супруги вышли на балкон.

- ...Итак, что вы хотите? - спросил одетый таксист уже спокойнее.

- Не найдется ли у Вас немного лишнего Хляо для продажи? - спросил Ретрак после своих неоднократных извинений.

- Значит, за этим пришли? Нет, нету у меня. Напрасно трудились.

- Мы вам заплатим, сколько хотите.

- Я верю, - сказал нетерпеливо таксист. - Но нету, сказал. Сделал вчера большой маршрут и теперь не осталось даже на показ.

Ступив на последнюю ступеньку лестницы, Ноа вновь услышала скрежет старомодной кровати под тяжестью опустившегося на нее мужского тела. "Выглядят счастливыми, - нечаянно подумалось ей. - Неужели можно быть счастливым только этим? Два обнаженных, сплетенных тела в любви?" - и почувствовала зависть.

Так было и с Филиомом, десять лет назад. Вспомнила прикосновение его тела. Какие минуты! Говорили, что они были влюблены... Но он был совершенно сумасшедший. Как будто не хватало того, что сам он не имел ни гроша, еще хотел, чтобы и она поверила, что все богатые этого мира негодяи и недостойны жизни. Если и существовала возможность ее в этом убедить, то она исчезла тогда, когда Филиом просидел семь лет в тюрьме за свои политические идеи. И поскольку она была замешана в этом деле, могла бы схлопотать столько же. И вероятнее всего схлопотала бы, если бы не этот прекрасный человек, Дило Ретрак, который благодаря своему влиянию и связям убедил полицию, что Ноа была невинна, и поэтому ее отпустили. И лучше, что так получилось. Вместе с Филиомом ее жизнь была бы сплошным приключением и нуждой. И она никогда бы не вышла замуж за своего мужа, который дал ей такое высокое положение в обществе.