Кир Булычев - Другая поляна

Я молчал. Морис казался нормальным. Даже следы волнения, столь очевидные в начале его рассказа, исчезли. Он даже забыл о своей возлюбленной. Это не Меджнун, это просто очень удивленный человек.

- И тогда я допустил в качестве рабочей гипотезы, что попал в параллельный мир. Вы читали о параллельных мирах?

- Не читаю фантастики, - ответил я, излишней категоричностью выдавая себя с головой, ибо как бы мог я узнать о параллельных мирах, не читая этой самой фантастики.

- Ну все равно знаете, - сказал Морис. - И эта версия полностью оправдывала Наташу. Она, как и другие грибники, бродила по поляне, ступала в эту низинку, которая каким-то образом оказалась местом перехода из мира в мир, попадала туда и как ни в чем не бывало продолжала свою охоту. А может быть, грибники знают о свойствах этого места и пользуются им сознательно, не придавая тому большого значения

Тут он замолчал, подумал и добавил:

- А может, кто-нибудь из них остался в параллельном мире. Если он алкаш, то и не заметил разницы.

- Ну да, вернулся домой и встретил самого себя, - заметил я. Но Морис меня не слушал.

- Так вот, осознав, что произошло со мной, я пришел к неожиданному выводу: если в параллельном мире есть отличия от нашего, то они могут распространяться и в прошлое. Я же ученый. Куда мне следует направиться?

- К памятнику Пушкину, - пошутил я.

- Вы почти угадали. Только, разумеется, не к памятнику, он мне не даст нужной информации, а в Пушкинский музей. Я остановил такси и велел ехать на Кропоткинскую. Я продолжал размышлять. А вдруг Пушкин избежал дуэли в 1837 году? И прожил еще десять, двадцать, тридцать лет, создал неизвестные нам гениальные произведения? Все более волнуясь от предстоящей встречи с великим поэтом, я спросил таксиста, в каком году умер Пушкин. "Не помню, - сказал таксист, - давно, больше ста лет назад". Шофер был пожилым флегматичным толстяком, его совершенно не интересовала поэзия. Но в его словах звучала надежда. Больше ста лет - это семидесятые годы прошлого века. Такси еще не успело остановиться у музея, как я выскочил из машины и сунул шоферу два рубля. К моему счастью, он, не глядя, сунул их в карман. Я подбежал к двери в Пушкинский музей, и вы не представляете! - Морис обиженно посмотрел на меня. О ужас! - произнес он тоном страдающего Вертера. - Это был не Пушкинский музей! Я стоял, как громом пораженный. Тут дверь открылась и из дверей вышел старик. "Простите, - бросился я к нему. - Где же Пушкинский музей?" А он отвечает: "По-моему, в Москве такого нет. Только в Кишиневе". "Так почему же?" "Вы правы, - ответил старик, - этот замечательный поэт заслуживает того, чтобы в Москве был музей его имени. Его ранняя смерть не дала полностью раскрыться его могучему дарованию"" "Ранняя смерть! - кричу я. - Ранняя смерть! В каком году умер Пушкин?". "Он погиб на дуэли в Кишиневе в начале двадцатых годов прошлого века", - отвечает мне старик и уходит. У меня руки опустились, и я понял: больше мне там делать нечего. Скорее домой! У нас он прожил почти сорок лет. Ведь если я по какой-то глупейшей случайности останусь там, то я никогда никому не докажу, что Пушкин написал "Маленькие трагедии" и "Евгения Онегина"!

- А может, стоило вам остаться, - возразил я. - Вы бы заявили, что открыли их на чердаке, и вам бы цены не было.

- А потом бы меня разоблачили как мистификатора, - серьезно сказал Морис. - Кстати, мое приключение чуть было не закончилось трагически.

- Почему?

- У меня оставалось пять рублей. Я поймал такси, вернулся к парку, протянул шоферу пятерку и, думая совсем о другом, попросил у него сдачи.

- Ты чего мне суешь? - спросил шофер.

- Деньги, - говорю я, - три рубля сдачи, пожалуйста.

А сам уж открыл дверцу, чтобы выйти.

- Где же это ты раздобыл такие деньги? - спросил шофер зловеще.

И тут только до меня дошел весь ужас моего положения. Еще секунда, и я навсегда - пленник мира, где не знают зрелого Пушкина! Я стрелой вылетел из машины и бросился к поляне, слыша, как сзади топочет шофер. Я первым успел к ложбине и стоило мне пробежать ее, как вокруг послышались голоса, - рабочие сколачивали забор. А ведь секунду до того на поляне никого не было.

- Стой! - закричал шофер, пролетая вслед за мной в наш мир. И крепко вцепился в меня обеими руками.

Но я уже был в безопасности. Я спокойно обернулся и спросил:

- В чем дело, товарищ водитель?

- А в том дело, - он потрясал моей пятеркой, как плеткой, - что мне фальшивые деньги не нужны.

- Фальшивые? Минуточку. Пошли к людям, разберемся.

И говорил я так уверенно, что он послушно отправился за мной к плотникам, которые с интересом наблюдали за нами: ни с того ни с сего на поляне возникают два незнакомых человека и вступают в конфликт.

Я взял у шофера пятерку, протянул ее рабочим и спросил:

- Скажите мне, пожалуйста, что это такое?

- Деньги, - сказал один из них. - А чего?

- А то, - закричал шофер, - что таких денег не бывает!

- А какие же бывают?

Тут шофер вытащил из кармана целую кучу денег. Очень похожих на наши, только других цветов. Пятерка, например, там розовая, а три рубля - желтые.

Плотники смотрели на шофера, буквально выпучив глаза. Один из них достал пятерку и показал шоферу.

- А у меня тоже не деньги? - спросил он с некоторой угрозой в голосе.

- Да гони ты его отсюда, - сказал второй плотник. - Может, шпион какой-нибудь или спекулянт-валютчик.

- Какой я шпион! - возмутился шофер. - Вон моя машина стоит, из третьего парка.

И показал, где должна была бы стоять его машина. Сами понимаете, что никакой машины там не было.

- Ой, - сказал шофер, - угнали!

И попытался броситься к тротуару напрямик. Мне стоило немалых усилий перехватить его так, чтобы провести сквозь ложбинку. И он благополучно исчез.

- А плотники?

- Что плотники? Говорят мне: "Ты куда шпиона дел?". "Сбежал он", отвечаю. Вот и все. И я поспешил к вам.

Я набил трубку, раскурил. Три дня не курил, проявлял силу воли.

- Спасибо, - сказал я, - за увлекательный рассказ.

- Вы мне не верите? Вы полагаете, что я обманул вас?

- Нет, вам никогда такого не придумать.

- Тогда я пошел.

- Куда?

- К Наташе. Я ей все расскажу. У меня такое облегчение! Вы не представляете... Жалко, что его убили молодым. Представляете себе целый мир, не знающий зрелого Пушкина!

- Все на свете компенсируется, - сказал я. - Не было Пушкина, был кто-то другой.

- Конечно, - сказал Морис, продвигаясь к двери. Он уже предвкушал, как ворвется к Наташе и начнет плести любовную чепуху.

- Да, - повторил я, - должна быть компенсация... Кстати, Морис, а тот дом, в который вы приехали, я имею в виду Пушкинский музей, в нем что?

- Тоже музей.

- Какой же?

- Музей Лермонтова, - сказал Морис. - Ну, я пошел.