Евгений Прошкин - Катарсис ефрейтора Тарасова

Костик потрепал листы, придавая им объем, и добавил в папку «На подпись» текущие документы. Вместе с двумя рапортами от комбатов и заявкой на дизельное топливо получилась весьма внушительная пачка. Он прислушался, нет ли кого в коридоре, и всунул между страничек свой скромный опус.

Проходя мимо кабинета начальника штаба, Костик на всякий случай подергал ручку – дверь не поддалась.

Командир был сильно увлечен бестселлером с флагом все еще вероятного противника на обложке. Появление Тарасова он отметил недовольным шевелением породистых мохнатых усов.

– Где подпись начштаба?

– Начштаба на точке, товарищ полковник.

– А, ну да. Чего так много? – спросил он, брезгливо трогая папку.

– Капитан Севрюгин приказал вам передать…

– Вот, мля, писатель, не мог покороче!

Костик пожал плечами – большего субординация не позволяла.

– Опять стихи! Опять гири! – взбесился Лосев. – Он что, ничего другого придумать не может? Скажи, Тарасов, не задолбали они тебя за два года?

– Так точно, товарищ полковник, – ответил, помявшись, Костик.

– Чего «точно»?

– Задолбали.

Командир удовлетворенно покивал и в верхнем углу накалякал: «Утверждаю». Остальное он даже не стал смотреть. Снабдив каждый документ росчерком из трех детских завитушек, полковник снова взялся за книгу.

Счастливый Костик вылетел из кабинета и тут же, под дверью, принялся перебирать бумаги. Самопальный приказ нашелся между гирями и солярой, и на нем – у Тарасова сладко заныло в груди – стояла командирская подпись. Подкованные сапоги сами собой выбили сложный ритмический ряд и понесли Костика в сторону его комнаты с пишущей машинкой и тайником под нижним ящиком стола.

– Ефрейтор Тарасов! – неожиданно раздалось сзади.

Это был начальник штаба, который по неизвестной причине вернулся раньше времени. Человеком он слыл незлобивым, но с детства имел одну скверную особенность: начштаба был немцем. Неряшливый офицер по фамилии Шульц может пить горькую, тырить для своего огорода колючую проволоку и тайно посещать лейтенанта медслужбы Неддасову, но он никогда не подпишет непрочитанную бумажку. Наследственная страсть к орднунгу, изрядно разбавленная русской водкой, так и не покинула нордической души майора Шульца.

Костику захотелось побыстрее юркнуть в кабинет, однако ноги онемели и превратились в две трухлявые оглобли.

– Ефрейтор, ко мне! Резче дергайся! Приказы носил? Почему мне не показал?

– Вас не было, товарищ майор.

– Ну теперь-то я есть, – резонно заметил начальник штаба.

– Так точно, – промямлил Костик, отдавая папку.

– Через час заберешь.

– Товарищ майор, там надо исправить… Я вам попозже занесу…

– Ты что, Тарасов, первый раз замужем? Какие исправления, если командир уже подписал?

Шульц вошел в кабинет и уселся в продавленное кресло под плакатом «Схема боевого управления войсками НАТО по состоянию на 1964 год». Дважды перечитав план Севрюгина, он сделал в блокноте кое-какие пометки и поставил над командирской закорючкой свою красивую, отработанную еще в юности, подпись. Заявка на ГСМ была, как всегда, завышена. В другой раз начштаба урезал бы ее литров на сто, но теперь было поздно. Он с раздражением подумал, что этот оборзевший ефрейтор мог бы его дождаться, а не прыгать через голову, однако взгляд майора наткнулся на новый документ, и мысли об экономии соляры мгновенно улетучились. Шульц просвистел что-то из Вагнера и, схватив листок, ринулся к командиру.

– Как настроение, Алексей Михалыч? – спросил он игриво. – Как самочувствие? Готовы, нет?

– Готов к чему? – не понял полковник.

– К чему?.. – Майор выдержал хорошую паузу и буднично пояснил: – К расстрелу, Алексей Михалыч, к расстрелу.

Командир открыл рот, и не прикуренная сигарета, приклеившаяся к его нижней губе, повисла, как новенькая водосточная труба.

– У меня есть приказ, – сказал Шульц. – И этот приказ уже подписан, – добавил он со значением. – Завтра, десятого октября, ровно в четыре утра. На втором пирсе. Я ничего не выдумываю, Алексей Михалыч, здесь все указано. Даже боевой расчет назначен: пятеро старослужащих. Ну так как? Что теперь делать будем?

– Кто, кто? – заволновался командир. – Кто подписал-то?

– Вы, – простодушно отозвался майор.

Костик разобрался на столе, вытер пыль и накрыл машинку брезентовым чехлом. Затем достал из тайника последнее Наташкино письмо, но, погладив конверт, положил обратно – у него оставалось всего несколько минут.

Придя в казарму, Тарасов вынул из тумбочки зубную щетку, пасту, мыльницу, завернул все это в чистое полотенце и явился к дежурному по части.

– Ты серьезно на кичу собрался? – спросил тот. – Никаких распоряжений не было.

– Сейчас будут, – заверил Костик.

Через пару секунд тренькнул телефон, и дежурный, подняв трубку, выслушал чей-то продолжительный монолог.

– Командир звонил. Как думаешь, на сколько ты раскрутился?

– Пятерочка… – предположил Тарасов.

– Точно.

Дежурный с интересом посмотрел на Костика и, прочистив горло, строго произнес:

– Ефрейтор Тарасов, от имени командира части вам объявляется пять суток ареста.

Снаружи что-то лязгнуло, и дверь медленно открылась.

– Костик, не спишь? Ужин привезли. – Покатилов занес в камеру бачки и поставил их на пол. – Сейчас, еще тарелки и хлеб. Сразу все не взял, уронить боялся, – проговорил он с фальшивой заботой. – Сигарет тебе дать?

– Стой, не суетись. Расскажи про Лосева.

– А чего? Ну, ухо себе прострелил.

– Когда?

– Вроде, под утро. Он всю ночь квасил, а потом как-то так вышло…

– Под утро… – зачарованно пробормотал Тарасов.

Это случилось. Не на пирсе и, возможно, не в четыре ноль-ноль. Не было ни пяти автоматчиков, ни торжественного зачтения приговора – ничего из того, что Костик прописал в своем приказе.

Однако это случилось. Десятого октября, перед рассветом, полковник Лосев чуть не словил пулю. Данный факт можно было считать совпадением, – конечно совпадением, чем еще? – но Тарасову в это верить не хотелось. В конце концов, можно было попробовать еще раз.

– Покатилов, ты сейчас наверх? Притащи мне бумагу и ручку. Ну, чего встал? Резче дергайся!

– Костик, у меня с собой есть. Письмо писать собирался…

Тарасов схватил куцый листочек в клетку и пристроил его на колене.

– А кушать? – робко напомнил часовой.

– Пшшел отсюда! Ведра свои забери.

Он азартно погрыз ручку и, сплюнув, вывел несколько сумасшедших строк:

«Войсковая часть 19730. Секретно.

За регулярное хамство, за появление на службе в нетрезвом виде и прочие поступки, несовместимые с высоким званием офицера, зам. командира в/ч 19730 по воспитательной части капитана Севрюгина Д. Н. приговорить к сожжению. Приговор привести в исполнение 11 октября 1999 года».